Я покосилась на прокурора. Та недовольно хмурилась. Господи, пожалуйста, пусть это означает, что судья распорядится не изымать залог. Потому что если он распорядится изъять его, значит, он считает, что Питер притворялся.

Судья продолжил:

— Адвокат обвиняемого представил убедительные доказательства того, что медицинское освидетельствование выявило у обвиняемого серьезное расстройство сна. Кроме того, нельзя не признать справедливость довода, что Питер Кэррингтон был полностью осведомлен о строгих мерах по его охране, которые призваны были сделать любую попытку побега практически невозможной. Верно также и то, что мистер Кэррингтон, как заметил защитник, не только согласился на усиленную охрану, но и заплатил за нее из своего кармана. С учетом всех этих обстоятельств, а также принимая во внимание, что целью медицинского освидетельствования было определение наличия или отсутствия у обвиняемого нарушений сна, суд не может признать, что мистер Кэррингтон сознательно пытался бежать или каким-либо иным способом намеренно нарушить условия его освобождения под залог. Опасения обвинения относительно возможности побега обоснованны, и обвиняемый останется под стражей до суда. Однако с учетом всех представленных к рассмотрению фактов я постановляю не изымать залог в пользу государства.

Мы все-таки одержали пусть и крошечную, но победу. На меня вдруг точно навалилась непомерная тяжесть. Винсент Слейтер похлопал меня по плечу; обычно подобные жесты были не в его характере.

— Кей, это по-настоящему важно, — сказал он с облегчением и участием в голосе.

Слейтер так редко выказывал какие-либо эмоции, что я была удивлена и тронута одновременно. Я всегда считала его человеком толковым и преданным Питеру, однако во всем остальном холодным и равнодушным. Его реакция позволила мне неожиданно для себя самой заглянуть в душу Винсента Слейтера. Ну конечно, одернула я себя, он, без сомнения, счастлив, что не нужно отдавать государству двадцать пять миллионов долларов.

Мне снова позволили провести несколько минут наедине с Питером в камере.

— Кей, — сказал он, — вчера ночью мне приснилось, что я стою на коленях на лужайке перед домом Олторпов, как в тот раз, когда меня арестовали. А дверь я пытался открыть потому, что во сне мне нужно было зачем-то вернуться туда снова. — Он понизил голос, чтобы не расслышал конвойный, стоявший неподалеку. — Но вчера ночью было по-другому. — Он помолчал. — Мне показалось, что в палате откуда-то появился Гэри Барр. Он сидел и смотрел на меня.

О том, что Питер Кэррингтон ночью пытался сбежать из клиники, Николас Греко услышал по радио в машине. Понимая, что будет созвано заседание суда по поводу залога, он позвонил в прокуратуру и узнал, в какое время оно состоится.

Вот почему он присутствовал на заседании в зале суда, а после того, как оно завершилось, вышел в вестибюль и остановился в сторонке, надеясь поговорить с женой Кэррингтона Кей.

Наконец она показалась на пороге, но ее сопровождал Винсент Слейтер. Когда он увидел Греко, то попытался поскорее увести Кей, но Греко преградил ему дорогу.

— Миссис Кэррингтон, — произнес он. — Я очень хотел бы переговорить с вами. Возможно, я окажусь вам полезен.

— Полезен! — фыркнул Слейтер. — Кей, это тот самый сыщик, который отыскал горничную и заставил ее отказаться от своих прежних показаний.

— Миссис Кэррингтон, я пытаюсь докопаться до правды, — Греко протянул ей свою визитку. — Вот, возьмите. Пожалуйста, позвоните мне.

С удовлетворением отметив, что она сунула визитку в карман, он развернулся и пошел прочь от лифтов.

За последнее время он уже успел примелькаться в прокуратуре. Дверь в кабинет Барбары Краузе была закрыта, но перед ней стоял Том Моран и о чем-то разговаривал с одним из полицейских. Греко молча кивнул ему; вскоре тот закончил разговор и подошел.

Греко извинился, что явился без предварительной договоренности, но Моран лишь отмахнулся от него.

— Идемте ко мне, — предложил он. — Прокурор сейчас не в духе.

— Еще бы, — отозвался Греко, порадовавшись про себя, что не ввалился к Барбаре Краузе в кабинет.

Он понимал, что перейти ту тонкую грань, за которой он из человека полезного превратится в назойливую муху, проще простого. Понимал он и то, что не стоит злоупотреблять временем Морана.

Очутившись в кабинете заместителя прокурора, Греко немедленно приступил к делу.

— Я разговаривал с лучшей подругой Сьюзен Олторп, Сарой Кеннеди Норт. Как вам известно, Гэри Барр время от времени отвозил Сьюзен и ее подруг на вечеринки вместо шофера. Однако, по словам Сары Норт, у них со Сьюзен сложились необычайно близкие отношения.

Моран вздернул бровь.

— Любопытно.

— Сьюзен называла Барра своим «приятелем». Вы не находите, что это несколько необычно, учитывая, что речь идет о восемнадцатилетней девушке и слуге за сорок? Да и атмосфера в доме Олторпов отнюдь не наводит на мысль о том, что хозяева могли общаться с прислугой на дружеской ноге. Скорее уж наоборот.

— Мистер Греко, мы с самого начала подозревали, что кто-то помогал Питеру Кэррингтону сначала спрятать, а потом закопать тело Сьюзен Олторп. Разумеется, нам известно, что Гэри Барр время от времени исполнял при Сьюзен роль шофера. Полицейские тоже опрашивали подруг Сьюзен сразу же после ее исчезновения. Ни одна из них не упомянула о том, что между Сьюзен и Барром были какие-то особенно близкие отношения. Пожалуй, пора потолковать с ним еще раз. Может, с годами у него улучшилась память.

Греко поднялся.

— Все, больше не отвлекаю вас от дел. С вашего позволения, только посоветую вам еще хорошенько проверить прошлое Барра на предмет столкновений с законом. Мне тут пришла в голову одна возможность, которой я пока не готов с вами поделиться. Всего доброго, мистер Моран. Всегда рад с вами повидаться.

Вероломство Элейн возмущало меня, но, как ни странно, к возмущению примешивалось облегчение оттого, что злополучная сорочка находится не у меня в руках. Хотя Элейн и шантажировала нас, она тем самым отодвигала для меня необходимость решения моральной дилеммы. Как жена Питера я по закону имела право не свидетельствовать против него. Однако же намеренное утаивание или уничтожение улик представлялось мне делом совершенно иным. Но сейчас, убеждала я себя, я не утаиваю улику, потому что у меня ее нет.

После заседания суда по вопросу залога журналисты точно с цепи сорвались. Один из таблоидов опубликовал на обложке фотографию Питера, стоящего перед судьей, спиной к клетке. Глаза судьи были опущены. Заголовок гласил: «Псссс… А судья-то, похоже, все проспал». Другая газета напечатала карикатуру, на которой Питер с электродами, свисающими со лба, и перекинутой через плечо дыхательной трубкой пытался топором разнести дверь.

Не знаю, видел ли Питер эти газеты. Я не стала его об этом спрашивать. В свое следующее свидание я спросила его, что за сон ему приснился тогда в клинике, когда он пытался открыть дверь, потому что его снова потянуло к дому Олторпов.