iubar

Solare consertis fenestris,

Quam meritis animos puellae?

Crudele seclum: quas neque amor movet,

Precesque, et ipsis de lachrymis virum

Ceu rore vocales cicadae,

Exhilarant male fida corda!

Ergo dum inanis pectore spiritus,

Curvaeque qualiscunque sonus lyrae,

Chaosque et ultrices sorores

Perfidiae memores precabor.

Quanquam quid amens heu precor? aut cui?

Digna est fatemur quae pereat male.

Sed ipse non idcirco dignus

Qui precer haec modo tantum amatae.

Quin vivat, et nos nunc quoque sentiat

Ingrata amicos: et facinus suum

Virtute de nostra fideque

Colligat, et fateatur ultro.

At ipse longae perfidiae memor,

Tandem solutus compede dispari,

Votumque persolvam potenti

lustitiae, Nemesique sanctae.

Omnis exultat locus, omnis aetas

Laeta renidet.

Ipse reiectis humero capillis,

Candet in palla crocea Cupido,

Acer et plena iaculis pharetra,

Acer et arcu.

Et modo huc circumvolitans, et illuc

Nectit optatas iuvenum choreas,

Artibus notis alimenta primo

Dum parat igni.

Nunc puellaris medius catervae

Illius flavum caput, illiusque

Comit et vultus, oculisque laetum

Addit honorem.

Mitte vesanos bone Rhalle questus.

Iam sat indultum patriae ruinae est.

Nunc vocat lusus, positisque curis

Blanda voluptas.

Quid dies omneis miseri querendo

Perdimus dati breve tempus aevi?

Sat mala laeti: quoque sorte, coelum hoc

Hausimus olim.

Huc cadum profer puer Hyle trimum:

Cedat et moeror procul, et dolores.

Tota nimirum Genio, mihique

Fulserit haec lux.

О девичьем коварстве

Леса Марельских гор известны не только диким зверям, но и мне, даже лучше, чем им, рожденным там детенышам диких зверей. А ты, Римаджио, не раз выходил из берегов от слез страдальца, и из потока того боги и могучая владычица Книда погружали нас в пучину Стикса. Вы, солнце и ветры, и о, звезды, что, увы, некогда так хорошо знали взаимное пылание, будьте здесь во время конца, дайте силы, если я того заслужил, для последних жалоб. Ибо на что годятся теперь вымолвленные напоследок слова губ горячих? Коли уж предстоит умереть, то почему не насытить горящее сердце гневом последним? Разве не так ярятся замкнутая в широкой печи огневая сила или молниевый огнь, когда Аустер и облачный Каурус гонят по небу тучи? Эта, эта верность: этого заслужили мои пламенные чувства? Чего мы терзаемся, несчастные, за пределами надежды? Тщетно жаждем мы, влюбленные, заслужить то, о чем мечтаем? Как тщетно охотимся мы с обманчивыми сетями в воздухе на пустоту или солнечный свет при закрытых окнах, так тщетно силимся завоевать своими заслугами сердце дев? Жестокие, их не трогает ни любовь, ни мольбы, они же со своими лукавыми сердцами рады слезам мужчин, как кузнечики рады росе. Итак, пока из сердца и из согнутой лютни исходят любые звуки, буду просить хаос и сестер-мстительниц, которые не забывают неверность. И все-таки, что я, безумный, прошу? для кого? признаемся, он достоин того, чтобы погибнуть бесследно. Но сам я недостоин этого, я, только что просивший такого для любви. Пусть она скорее живет, и пусть в нас жестокая и сейчас видит друзей, и пусть соединит свой поступок с добродетелью и нашей верностью, и пусть прозвучит взаимное признание. Я же, не забывающий долгой неверности, да буду наконец избавлен от оков неравенства, и да выполню свой обет могучей Юстиции и Немезиде.

Одиннадцатое

Любителям вина. In laudem verni temporis

Áldott szép Pünkösdnek gyönyörű ideje...

Радостное время, данное от Бога...

Написано не позднее 1584 г.

Двенадцатое

Ejusdem generis

Széjjel tündökleni nem ládd-é e földet...

Просторами полей струятся по земле...

Написано не позднее 1584 г.

Литературный образец: Μ. Марулл. «Ad Manilium Rhallum (Манилию Раллу)».

Ad Manilium Rhallum

Epigramma 163

Non vides verno variata flore

Tecta? non postes viola revinctos?

Stat coronatis viridis iuventus

Mixta puellis.

Concinunt Maias pueri kalendas,

Concinunt senes bene feriati,

Omnis exultat locus, omnis aetas

Laeta renidet.

Ipse reiectis humero capillis,

Candet in palla crocea Cupido,

Acer et plena iaculis pharetra,

Acer et arcu.

Et modo huc circumvolitans, et illuc

Nectit optatas iuvenum choreas,

Artibus notis alimenta primo

Dum parat igni.

Nunc puellaris medius catervae

Illius flavum caput, illiusque

Comit et vultus, oculisque laetum

Addit honorem.

Mitte vesanos bone Rhalle questus.

Iam sat indultum patriae ruinae est.

Nunc vocat lusus, positisque curis

Blanda voluptas.

Quid dies omneis miseri querendo

Perdimus dati breve tempus aevi?

Sat mala laeti: quoque sorte, coelum hoc

Hausimus olim.

Huc cadum profer puer Hyle trimum:

Cedat et moeror procul, et dolores.

Tota nimirum Genio, mihique

Fulserit haec lux.

Манилию Раллу

Эпиграмма 163

Разве ты не видишь вершины гор, пестреющие весенними цветами? Не видишь косяки дверей, окруженные фиалками? Свежая юность блистает среди дев. Вместе воспевают первое мая юноши, вместе — нарядные старики, все ликуют, каждое поколение весело лучится. Сам Купидон, отбросив кудри со лба, белеет в своем шафранном плаще, с колчаном, полным стремительных стрел, и проворным луком. Чуть ли не порхая туда-сюда, соединяет он хороводы молодежи, пока известными своими ухищрениями готовит пищу для первого костра. Сейчас стайки дев украшают его белокурую голову и лицо, весело салютуя ему глазами. Милый мой Ралл, гони горькие жалобы прочь. Достаточно их на отчих руинах. Сейчас нас зовет игра, чтобы мы отложили заботы, зовет сладостное наслаждение. Зачем, о несчастные, растрачивать ежедневными поисками короткое время, данное нам? Достаточно изгнаннику злой судьбы: примем же наконец это небо. Неси сюда, юноша Хим, кувшин с трехлетним вином, да покинут нас боль и грусть. Пускай во всю силу сияет этот свет Гению и мне.

Тринадцатое,

сочиненное на имя одной прекрасной девы

Siralmas nékem idegen földen...

Стихни, боль моя, безотрадно я...

Написано не позднее 1584 г.

Четырнадцатое

На имя Борбалы

Csak búbánat immár hagyatott énnekem...

Безумная тоска царит в душе моей...