Юлия Жукова вспоминала, как в Ландсберге солдаты наконец получили короткую передышку. Найдя в домах шнапс, они распорядились свободным временем обычным для них способом. Девчонкам кто-то из офицеров деликатно посоветовал уйти куда-то «с глаз долой», иначе не будет покоя от перепившихся мужиков. Так они и сделали, ушли все вместе на симпатичный хуторок совсем рядом с городом и «разместились с комфортом»: перекусив, на пол постелили перины и улеглись. Юля не знала, сколько они проспали. К счастью, кому-то понадобилось выйти по нужде. «Девчонки, немцы!» — истошно закричала эта девушка, разбудив остальных. И правда, по полю плотной цепью двигались к городу немцы. Подхватив винтовки, девушки «рванули к городу» под огнем с двух сторон — и от немцев, и от своих, которые, не разобравшись, тоже палили по ним. На шоссе одну ранило пулеметной очередью, и ее чудом удалось спасти, остановив летевшую мимо повозку: на руках далеко бы не унесли. В какой-то момент Юля обнаружила, что осталась одна. Как выяснилось позже, ее товарищей остановил на шоссе офицер и приказал занять оборону в кювете. Как Юля отбилась от своих, она не помнила. В доме на хуторе осталась, не успев убежать, снайпер Дуся Филиппова. Вернувшись туда позже, девушки нашли ее тело со следами пыток[425].

Оказалось, что левый сосед — 50-я армия — отстал от дивизии на 10 километров, а 5-я танковая армия 2-го Белорусского фронта не смогла быстро взять город Мельзак и все еще находилась далеко. У немцев была возможность атаковать дивизию с севера, востока, юго-востока и запада, и атака не заставила себя ждать: Ландсберг был последним крупным узлом шоссейных и железных дорог, связывавшим южную группировку немцев с Кенигсбергом, и его постарались отбить.

174-й дивизии, занимавшей рубеж в нескольких километрах от Ландсберга, пришлось трудно. Когда в первый день на них шли немцы и вокруг рвались снаряды, девушкам-снайперам дали приказ сначала стрелять по командирам. Клава Логинова с парой Олей Николаевой и сами это знали. Потом уж «стреляли всех подряд». Клава посчитала, что «уничтожила сразу восемь». Потом полку пришлось отступить к городу[426].

Юля Жукова называла несколько дней, которые она и ее товарищи провели в окружении, «кровавой бойней». В окопах были «все, способные держать оружие в руках: и медики, и интенданты, и солдаты хозяйственного взвода, и даже раненые, контуженые, больные». Потом присоединились и артиллеристы, расстрелявшие все боеприпасы. Кончилась еда, и по ночам они выползали в поле, ставшее нейтральной полосой, и собирали мерзлую картошку — такие гостинцы ребята приносили Юле и ее подругам. Как-то Юля ползла по полю и услышала, что кто-то в стороне от нее зовет на помощь. Она подползла и увидела «совсем молоденького солдатика» азиатской наружности. Поволокла его в окоп, и маленький этот солдатик оказался страшно тяжелым. Солдаты помогли ей спустить раненого в окоп. Неожиданно парень открыл глаза, ощупал себя руками и радостно воскликнул: «Целый!» Оказалось, не ранен вовсе, а просто сильно испугался. Юля «была готова пришибить его»[427].

По очереди им давали возможность сходить в Ландсберг, посушить одежду, согреться и поспать. Когда настала очередь Юли и ее подруг, 19-летняя Жукова, сидя на полу в теплом доме, написала тетке отчаянное письмо: ее часть в окружении и ей очень страшно, ей так не хочется погибать в 19 лет. Она не погибла, а письмо чудесным образом уцелело и дошло до тети Насти, и та много лет собирала соседок и читала им письмо вслух. И «все рыдали» — что страшно раздражало Юлю. В один прекрасный день она выкрала это письмо и сожгла[428].

7 февраля к окруженной в Ландсберге группе прорвались части 2-го Белорусского фронта. Что было! «Обнимались, плакали, смеялись, качали солдат, пришедших на помощь». Из четырехсот человек на Юлином участке обороны осталось десять, остальные убиты, ранены, контужены или больны. Простояв там в обороне еще несколько дней, Юля и ее подруги получили приказ остаться в Ландсберге и помочь с ранеными.

31-я армия пошла дальше, на Кенигсберг, но больше стрелять на фронте Юле не пришлось. А Клава Логинова из своей снайперской винтовки выстрелила еще не раз — даже в мае пришлось ей стрелять.

В конце февраля «катюшников» перевели на другое место, и Володя Емельяненко с трудом вырвался 8 марта к Саше Екимовой. Он попал на могилу: Саша погибла за несколько дней до этого, а подруги не знали, куда сообщить Володьке.

В тот день Каля Петрова, которая была Сашиной парой, заболела, и вместо нее пошла на «охоту» Дуся Кекешева, которая была беременна и должна была вот-вот уехать в тыл. В публикациях о Саше упоминали, что она «охотилась» в тот день на нейтральной полосе. Это не так: Саша и Дуся пошли в траншею, как всегда. Когда они не вернулись, их уже вечером пошли искать и нашли. Саша и Дуся были убиты сделавшими вылазку немцами, видимо, еще на рассвете, как только вышли на «охоту». Чтобы не производить шума, им перерезали горло — «так, что еле держались головы»[429]. Тело Дуси лежало в траншее, а Сашу нашли поблизости в кювете: она, видимо, пыталась бежать и ее настигли. Каля с подругами принесли трупы к себе в землянку и бинтами прикрепили Саше и Дусе головы — «не хотели хоронить кое-как». Ночь проспали в землянке рядом с телами подруг. Спали нормально, мертвецов они давно уже не боялись. На следующий день Сашу и Дусю похоронили, устроив настоящие похороны с залпом в воздух, с гробами, — простились достойно. Было их очень жалко, ведь война, судя по всему, очень скоро должна была закончиться.

Саша и Вовка Емельяненко в начале января написали заявление командиру, что хотят пожениться, — на фронте к этому заявлению, не имеющему формальной силы, и относилась фраза «оформить отношения». Сыграли у «катюшников» свадьбу, на которой были и Сашины подруги, кроме Розы. Вернувшись 8 января «домой» — в свой женский взвод, Роза возмущалась: «Не узнаю! Мои подруги Саша и Тоська вышли замуж»[430]. Саша, пока были на отдыхе, часто уходила к Вовке.

Сашины вещи отдали Вовке Емельяненко. Он узнал у Кали подробности, постоял, вытирая глаза, у могилы и уехал к себе в часть. Вскоре Кале передали, что Вовка ранен и лежит в полевом госпитале и что он просит Калю приехать. Каля поехала навестить, пробыла с ним час, поговорили. Ранение, как ей показалось, было не таким уж тяжелым, однако на следующий день или через день она услышала, что Емельяненко умер. Вовкины друзья передали Кале его дневник и письма — видимо, считали, что после смерти Саши у Вовки здесь, на фронте, не осталось никого ближе ее, Сашиной подруги. Кроме того, в Вовкином дневнике все было про Сашу — как Вовка в первый раз увидел ее, как познакомились, как он волновался, что она не ответит ему взаимностью. Каля оставила дневник у себя и с ним вернулась домой, когда кончилась война[431].