стены навредил ей сильнее, чем мы думали, и все эти два года у нее была-таки амнезия. Я мог представить, как она проснулась на рассвете 1992 года рядом с папкой, валявшейся на кровати, как читала эти страницы и медленно возвращалась к своему прежнему истинному «я». Я бы не стал сбрасывать со счетов, что она могла решить прежде, чем я проснусь в то новогоднее утро, для моего же блага придумать байку, что все это время хорошо себя чувствовала и полностью контролировала процесс. Она всегда была одержима контролем, моя Камилла Вуд.

В одном можно было быть уверенным. Если я не спасу ее сейчас, позволив просто бродить по лабиринту бесконечных генеалогических пересечений, ужасающих фотографий и зверств, дам Дауни вторгнуться в нее, как Генри вторгся в меня, я снова потерплю неудачу, подведу ее и себя, и на этот раз уже не будет никакого отпущения грехов.

С того момента, как мы снова встретились, она критиковала меня за безынициативность, мнение подкреплялось моей недавней пассивностью во время ее собственного недуга. Всякий раз, когда я робко предполагал, что она перегибает палку в поисках собратьев-призраков, затерянных в пустыне мировой истории, она отвечала: «А что же ты предлагаешь, любовь моя?»

Ей предстоит это вскоре выяснить.

Пока она участвовала в гонке с Дауни, я твердо придерживался программы изучения кавескаров, верный идее, что, как только мы расшифруем, чего хотел Генри, и сможем смотреть на мир его глазами, появится и конкретный план действий.

Я попытался представить его в день, когда его похитили, когда безжалостно увезли прочь от родных берегов, а затем в первую ночь в темном трюме корабля.

Я решил, что первыми его утешат женщины. Я решил, что они действовали как хранители памяти группы, описывая каждый утраченный камень, каждый остров, зал ив, каждую тюленью шкуру, обсидиановый кремень, увядший кустарник, чахлое деревце. Я решил, что они воспевали пейзаж, каждое слово станет ячейкой сети, а каждый предмет — рыбой, пойманной в эту сеть, воспоминанием, которое нужно почистить, выпотрошить, сохранить и грызть, пока оно не станет частью их общего пейзажа в душе: бухты, пляжи и выгоревшие кости кита, то, как ветерок и моросящий дождь под облаками предупреждают о приближении бури, как они бросают камни в море, предупреждая природу, что им надоели нескончаемые штормы. Как если бы усилиями тех, кто говорил и пел в темном нутре корабля, и благодаря вниманию тех, кто слушал, отвечал и повторял, через волшебное вместилище своего языка они сумели укрыть похищенную родину и гарантировать, что она никуда не денется, пока прирастает расстояние, мили и волны, ожидая нетронутой их шаги и пальцы. Ночь за ночью, день за днем они пересказывали друг другу истории о земле и море, о каноэ и охоте, о потушенном и снова зажженном огне, словно заклинания против демонов забывчивости, призывая подростков не отчаиваться, обучая младших детей словами, которыми можно дышать, даря им дом в языке и дом в воспоминаниях, которые придется разделять до той поры, пока дом не материализуется из тумана, чтобы его можно было пощупать, пройти по нему и ориентироваться, пока они не смогут искупаться в ледяных реках и вынырнуть из них, как если бы они переродились, а это путешествие станет лишь дурным сном, который никогда не вернется. Они старались не забыть свою родину, чтобы она не забыла их, не забывать ягоды и прибой, причудливых птиц тинаму, морского бекаса и пингвинов.

Именно это неистовое и нежное возрождение прошлого позволило взрослым мужчинам взять под крыло молодых людей, Генри и Педро. Антонио предположительно был их отцом, а Капитан — вождем, возможно, шаманом, так что им было чем поделиться. Вероятно, их начали наставлять еще на борту корабля, но я подозревал, что это стало действительно важным, когда индейцев заключили в тюрьму за оградой в Булонском лесу, когда им пришлось всячески развлекать глазеющих парижан, проводя несуществующие церемонии. Как только последнее представление заканчивалось и последние зрители, купившие последние входные билеты, возвращались в свои апартаменты в тени широких бульваров, старейшины нашептывали двум молодым людям, какими на самом деле должны быть их обязанности, какие настоящие ритуалы они пропустили и как должны готовиться к ним.

Их и правда, скорее всего, схватили в море, потому что агенты Хагенбека не смогли бы найти их на суше, обнаружить пещеры, в которых прятались кавескары. Племя странствует по воде в поисках лучших мест для рыбалки. Вероятнее всего, — это было моей задачей, я должен был визуализировать то, что Генри не мог сказать, — в одной из бухт выкинуло на берег кита, что послужило сигналом для разбредшихся семей собраться, чтобы начать обряды, ведь мяса гарантированно хватит на много дней. Готовились ли Генри и Педро к участию в церемонии, которая ознаменовала бы их переход в зрелость, если бы их жизни, как и мою, не изувечили? Мне казалось, что Генри, как и меня, отстранили от окончательного обряда инициации, который сделал бы его полноправным членом сообщества, и это причина, по которой он выбрал меня. Потому что тогда получалось представить, как Антонио и Капитан подошли к нему с секретами, известными только им.

Большая часть того, что узнали парни, была скрыта даже от любопытных глаз сочувствующих антропологов и миссионеров, но просочилось достаточно информации, чтобы посторонние могли угадать очертания происходившего внутри церемониальной хижины. Учитывая их возраст, можно было предположить, что Генри и Педро прошли через kálakai, первое посвящение для молодых людей обоих полов, в котором участвовала бы и Лиза, хотя женщинам запрещалось проходить следующие этапы, дозволялось только приносить еду ко входу в священную хижину. Генри и Педро, с другой стороны, поручили бы следить за тем, чтобы матери и сестры, бабушки и дочери не заглядывали внутрь, им нужно было бы отпугивать женщин, неистово танцуя перед ними под видом духов: мужские тела разрисовывали полосами, а лица закрывали масками. Если они хорошо проявят себя, их вскоре могут пригласить пройти yinčiháua — пусть только подтвердят свою готовность.

Генри нужно было доказать, что он умеет использовать лук, стрелы, гарпун и делать их из дерева и ракушек. Доказать, что он может изготовить каноэ, построить хижину и обеспечить семью, развести огонь под дождем и в лодке, которую накрывали и вращали огромные волны. Что он способен найти укрытие во время сильнейшего дождя с мокрым снегом и определить, когда погода вот-вот станет действительно плохой, знает, где найти пресную воду, куда олени, гуанако и лисы придут на водопой, умеет добыть пропитание в виде птичьих