Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот дождь затопил последнюю надежду Жун Цзиньчжэня… [Продолжение следует]
Слышите? Дождь затопил последнюю надежду Жун Цзиньчжэня!
Дождь снова заставил его ощутить – еще отчетливее, еще сильнее, чем прежде, – неотвратимость удара судьбы: казалось, неведомая внешняя сила управляла событиями, воплощала в жизнь его страхи, делала невообразимое возможным, свирепствуя и подставляя его на каждом шагу.
Дождь напомнил ему о другой таинственной истории, которая случилась двенадцать лет назад: во «сне Менделеева» он проник в райские чертоги «Фиолетового шифра» и всего за одну ночь снискал себе славу. Он был уверен, что подобного чуда больше никогда не произойдет, слишком уж оно удивительно, настолько, что о нем и мечтать не смеешь. А теперь ему казалось, что чудо повторилось, только оно сменило обличье, как свет сменяется тьмой, как радугу сменяют облака. Это лицевая сторона и изнанка одной и той же сущности; когда столько лет вращаешься вокруг нее и уже видел ее лицевую сторону, рано или поздно увидишь и ее изнанку.
Но что же это за сущность?
Воспитанный Иностранцем, верующий в Иисуса Христа, Жун Цзиньчжэнь думал: наверно, это и есть всемогущий Владыка, всемогущий Бог. Лишь божественная сущность столь непостижима и целостна, прекрасна и ужасна, ласкова и страшна. И лишь божественная сущность наделена властью и силой, способной заставить тебя вечно вращаться, кружиться вокруг нее, показывая тебе все: радость, невзгоды, надежду, отчаяние, рай, ад, триумф, погибель, великую славу, великий позор, великое счастье, великое горе, великое добро, великое зло, дни, ночи, свет, тьму, лицевую сторону, изнанку, скрытое, явное, верхнее, нижнее, внутреннее, внешнее, это, то, всё, что ни есть, абсолютно всё…
В тот момент, когда появилась торжественно мысль о Боге, все вдруг прояснилось, и на сердце у Жун Цзиньчжэня полегчало. Раз на все воля Божья, думал он, к чему ей противиться? Ведь это бессмысленно. Божий закон справедлив. Божий закон не изменится по прихоти человека. Любому из нас суждено увидеть все стороны божественной сущности. Бог послал мне шифры, «Фиолетовый» и «Черный», чтобы показать мне все:
радость
невзгоды
надежду
отчаяние
рай
ад
триумф
погибель
великую славу
великий позор
великое счастье
великое горе
великое добро
великое зло
дни
ночи
свет
тьму
лицевую сторону
изнанку
скрытое
явное
верхнее
нижнее
внутреннее
внешнее
это
то
всё, что ни есть
абсолютно всё…
Услышав, как его собственное сердце выстукивает эти слова, Жун Цзиньчжэнь отвернулся от окна, спокойно и умиротворенно, как будто ему и дела не было – идет дождь или не идет. Шум дождя перестал его тяготить. Он лег на кровать; что-то родное почудилось ему в перестуке капель, в этом чистом, мягком, ритмичном звуке. Он погрузился в шум дождя и растворился в нем. Жун Цзиньчжэнь уснул, и ему приснился сон. Далекий голос говорил ему во сне:
«Хватит уже слепо верить в какого-то Бога…»
«Слепая вера – признак слабости…»
«Иогансену Бог хорошей жизни не дал…»
«Да неужто Божий закон всегда справедлив?..»
«Божий закон вовсе не справедлив…»
Последняя фраза повторялась снова и снова, голос становился все громче и громче, пока не загремел так, что разбудил спящего, но даже проснувшись, Жун Цзиньчжэнь по-прежнему слышал эхо оглушительного крика:
«Несправедлив – несправедлив – несправедлив!..»
Он не знал, кто говорит с ним, он понятия не имел, почему этот таинственный голос твердит, что Божий закон несправедлив! Хорошо, пусть так – а в чем именно он несправедлив? Жун Цзиньчжэнь погрузился в раздумья. Поначалу – может, из-за головной боли, а может, из-за сомнений или страха – он никак не мог сосредоточиться, мысли носились в голове, как «стая драконов без вожака», шумные, галдящие, мозг словно превратился в котелок с кипящей водой; кипяток бурлит, приподнимешь крышку, заглянешь внутрь – а в воде-то пусто, одна форма без содержания. Но вдруг бурление стихло, как будто в котелок закинули съестное, и на поверхность один за другим всплыли образы: поезд, вор, портфель, дождь, напоминая Жун Цзиньчжэню о его несчастье. Сперва он не понял, что все это значит, можно сказать, «пища» еще не «доварилась». Но вот «съестное» заплясало в воде – она снова потихоньку нагревалась, медленно закипала. Только теперь это было не пустое кипение, это было то чувство, которое охватывает моряка дальнего плавания, когда он наконец видит вдалеке землю. На полном ходу спеша к цели, подбираясь ближе и ближе, Жун Цзиньчжэнь снова услышал загадочный голос:
«Что скажешь, справедливо будет, если этот удар сокрушит тебя?»
– Нет!
Жун Цзиньчжэнь взревел, бросился за дверь, выбежал под ливень, вскинул голову к темному небу и закричал во весь голос:
– Небо, ты ко мне несправедливо!
– Небо, пусть меня разгромит «Черный шифр»!
– Только это и будет справедливо!
– Небо, только злой человек заслуживает такой несправедливости!
– Небо, только злой бог способен в чем-то меня упрекнуть!
– Злой бог, нельзя так со мной!
– Злой бог, я бросаю тебе вызов!..
Прокричавшись, он внезапно ощутил, как ледяной дождь обжигает его огнем, разгоняя по телу кровь. Он подумал о том, что дождевая вода, как и кровь, подвижна. Как только у него мелькнула эта мысль, ему показалось, будто все его тело пришло в движение, слилось воедино с небом и землей, стало частью окружающего мира, подобно воздуху и туману, сну и призрачному видению. Он снова услышал чистый, протяжный небесный глас; казалось, с ним говорит злополучный блокнот, уносимый мутным темным потоком – он то выныривал на поверхность, то опять исчезал под водой, оттого и голос то звучал, то пропадал:
«Послушай, Жун Цзиньчжэнь… дождевая вода течет и приводит в движение всю землю… если дождь унес твой блокнот, он может и вернуть его обратно… вернуть обратно… чего только уже не случалось, почему бы и этому не случиться… если дождь унес твой блокнот, он может и вернуть… вернуть… вернуть… вернуть…»
Это была последняя удивительная мысль Жун Цзиньчжэня.
Это был странный,