17 августа:

«Вернулись до взятия Варшавы в Белосток. По сообщениям пленных, перебежчиков и жителей Вышкова, крестьяне относятся безучастно к войне и уклоняются от мобилизации, рабочая масса Варшавы ждет прихода Красной армии, но сама активно не выступит за отсутствием руководителей и из-за господствующего террора… Для поддержания воинственного настроения поляками выпущен целый ряд воззваний, в которых отмечается, что Красная армия утомлена и ослаблена и что стоит ей нанести только один мощный удар, и вся она откатится назад очень далеко… Добровольческие отряды, составленные по преимуществу из буржуазных сынков и интеллигенции, дерутся отчаянно… Все польские кардиналы, архиепископы и епископы обратились с воззванием к католическому епископату всего мира за помощью, характеризуя нас как антихристов…»

«Мы думали, что уже вчера будем в Варшаве, произошла, однако, непродолжительная отсрочка», – пишет Феликс Эдмундович жене 17 августа.

Нет, это не отсрочка, а сокрушительное поражение: неожиданный контрудар польской армии под командованием Сикорского стал для советских войск фатальным. Они отступили, понеся огромные потери. По мирному договору, который заключат две страны в марте 1921 года в Риге, к Польше отойдут значительные территории Украины и Белоруссии. В начале июля 1920-го британский министр иностранных дел Керзон, посредник, предлагал гораздо более выгодный для Москвы вариант.

Командование Западного фронта допустило грубые просчеты. Но главная ошибка все-таки – на совести политиков, в том числе из Польревкома. Они неверно оценили ситуацию в Польше.

Феликс Эдмундович – жене:

«Наше поражение – результат не восстания против „нашествия“, а нашей, превышающей человеческие силы, усталости, и бешеной деятельности шляхетских сынов – польской белой гвардии».

Для успокоения совести и такой вывод сгодится.

События августа 1920-го стали, несомненно, большой личной драмой для Феликса Дзержинского. Его не приняла родная Польша. В письме жене 25 августа он говорит об «отсутствии воли ко всякому действию и словам после слишком сильных переживаний». Так завершилась давняя борьба между двумя революционными течениями в Королевстве Польском. Социал-демократ Дзержинский националисту Пилсудскому спор за Польшу проиграл.

Когда исход Гражданской войны стал очевиден, в руководстве Республики возобновились дискуссии о роли ВЧК в мирное время. В партии, Советах, наркоматах заговорили о том, что надо укреплять судебную систему, практику же чрезвычайщины – прекращать. Как выяснится позже, это был период временного просветления умов. Ленин тоже тогда поддерживал эти веяния.

Революционные методы чекистов все чаще выглядят анахронизмом. Вот один из примеров. Заручившись одобрением Совнаркома, из Самары в Туркестан отправилась большая экспедиция, чтобы наладить поставки хлопка для текстильной промышленности. По возвращении всех участников экспедиции Самарская губчека обвинила в налаживании связей с английскими военными. Выпустили текстильщиков из тюрьмы только после вмешательства из Москвы.

Среди частых критиков ВЧК в то время – председатель ВЦИК Михаил Калинин. К нему прикомандирован сотрудник комиссии Скрамэ. Последний при поездках Калинина по стране инспектирует местные ЧК. 30 июня 1921 года проверяющий указывал председателю Екатеринбургской губЧК: «С беззаконностью, самовольными арестами, расстрелами беспощадным образом пора покончить. Ликвидируйте скорее свой подвал, произведите чистку личного состава арестного дома № 1». По докладам Скрамэ Калинин освободил более 1800 заключенных.

Не прекращаются конфликты у подчиненных Дзержинского с сотрудниками наркомата иностранных дел. Особой остроты они достигли осенью 1921 года. Чичерин пишет Ленину: «Турецкий посол много раз указывал мне в самой настоятельной форме на то, что обобранные до нитки нашими чекистами турецкие купцы, возвращаясь в Малую Азию, распространяют там самую недобрую славу про Советскую Россию… Черноморские чекисты ссорят нас по очереди со всеми державами, которые попадают в район их действия».

Ленин советует Чичерину немедленно вынести этот вопрос на Политбюро. Он называет чекистов «паршивыми» и заявляет, что будет только «за», если удастся в подобных случаях «подвести под расстрел чекистскую сволочь». Ну и ну! А недавно говорил: «Хороший коммунист – это хороший чекист».

В течение 1921 года и на Политбюро, и на Съезде Советов принимаются решения сузить права ВЧК, а то и вовсе ее упразднить. Вновь активен руководитель ревтрибунала Крыленко. Товарищи по партии стараются щадить самолюбие Дзержинского. Подготовка мер по реформированию комиссии поручена мягкому Каменеву. Ленин пишет ему 29 ноября: «Т. Каменев! Я ближе к Вам, чем к Дзержинскому. Советую Вам не уступать и внести в Политбюро. Тогда отстоим maximum из максимумов…» Среди борцов с чрезвычайщиной в ту пору обнаруживаем и Сталина. Сам Ленин предлагает сузить компетенцию комиссии, ограничить ее права на арест, лишить полностью или частично судебных функций, изменить название и вообще провести «серьезные умягчения». От ВЧК на такие обсуждения ходит заместитель председателя Уншлихт. В начале января 1922 года Дзержинского отправляют с важной миссией в Сибирь. Три года назад в похожей ситуации он был командирован в Пермь.

6 февраля 1922 года ВЦИК свои декретом ликвидирует ВЧК и ее местные органы, одновременно создает ГПУ – Главное политическое управление при НКВД (в следующем году, после образования СССР, ведомство станет Объединенным ГПУ, подчиненным Совнаркому СССР). Сфера деятельности спецслужбы сужается: ее освобождают от борьбы со спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности. ГПУ лишают чрезвычайных функций. Общий контроль над ведомством поручен наркомату юстиции.

Кажется, от некогда грозной ВЧК мало что осталось. Но организация обладает способностью восставать из пепла. Она – дитя войны. А война вскоре возобновится, только иная.

Под конструкцию Республики изначально заложена мина. Ведь власть – советская. Значит, всегда есть опасность, что контрреволюция легко, голыми руками, через выборы в Советы захватит органы высшей власти. Головная боль партии Ленина с первых дней после Октября…

Большевикам сразу после Гражданской придется организовывать процесс над эсерами, а меньшевиков высылать за границу. Кому вести эту работу? ГПУ, больше некому. Потоньше, методами товарища Агранова, «специалиста по интеллигенции», под руководством эстета и полиглота Менжинского. Очень скоро окажется: организация-феникс вновь нахватала себе все мыслимые полномочия. И ведомство уже больше публично не критикуют.

Товарищу Агранову – только успевай поворачиваться.

В Москве в 1922-м уже полторы сотни частных издательств.

В журналах, вроде «Экономиста», авторы предлагают передать объекты промышленности в частные руки, отменить монополию внешней торговли и другие крамольные вещи. Некоторые пропагандируют буржуазное право, выступают против цензуры.