Синьора Дзанкини, не переставая, двигалась по кабинетику, без устали размахивая руками. Временами она возносила их к небу, призывая Господа и ангелов небесных в свидетели, чтобы они подтвердили ее непередаваемое счастье, невыносимую боль или беспредельное отчаяние.

И ей сразу же верилось. Потому что она не казалась, она была такой: импульсивной, яркой и эмоциональной, великой синьорой Дзанкини.

Дайнека восхищенно замерла, это было зрелище, достойное того, чтобы ему внимать.

– И вот неожиданно рядом появляется прекрасный, прекрасный человек, талантливый художник. Он смог вернуть меня к жизни. Он ювелир, посмотрите, посмотрите, это его подарок и это… и это. Вам нравится?

Синьора Дзанкини откинула золотистый шарф, приблизилась к Дайнеке и, повернувшись к ней ухом, продемонстрировала золотую серьгу, вычурную, но вместе с тем ослепительно красивую. Потом она протянула обе руки, украшенные по меньшей мере полудюжиной браслетов и таким же количеством колец.

Наконец Дайнеке представилась возможность хотя бы кивнуть.

И она кивнула.

– Отчего же вы все время молчите, какая молчаливая кр-р-р-рошка, говорите, прошу вас.

Дайнека вздохнула и, сцепив руки, посмотрела в глаза синьоры Дзанкини.

– Мне нужна ваша помощь…

– Говорите, говорите, моя дорогая… – Присцилла проникновенно посмотрела на Дайнеку и замерла, привалившись к письменному столу.

– Недавно ко мне в руки попали очень старые письма… – начала Дайнека и рассказала всю историю, опустив только подробности, связанные с недооформленной купчей.

Несколько раз за время Дайнекиного рассказа Присцилла горько вздыхала, качала головой, закатывала к небу глаза и один раз уронила слезу. Еще не дослушав ее, но уже оттолкнувшись от стола, синьора Дзанкини начала быстро-быстро говорить, при этом ухватилась за сумочку, складывая туда пачку сигарет, очки, телефон… и много еще чего.

– Печально, ах, как печально… Но от старых обязательств нужно освобождаться, моя дорогая. Несмотря на то что к вам эти обязательства не имеют никакого отношения, прошлое не должно отравлять жизнь. О прошлом всегда нужно вспоминать легко, радостно и светло! Обязательства – это страшная, страшная вещь, они вызывают чувство ответственности, а это конец для человека творческого, оно убивает непосредственность и желание жить… Это ужасно! Необходимо освободиться от всех этих теней, призраков и путаницы… Патришья! Патришья, подайте мне пальто, сиреневое с вышивкой, и ботики… те, что с цветочками, и срочно вызывайте такси! – последние слова синьора Дзанкини выкрикивала уже в приоткрытую дверь.

– Вы еще не одеты, деточка? – Обернувшись, Присцилла Дзанкини с любопытством наблюдала, как Дайнека натягивает на себя новое пальто. – Какое у вас приятное пальто, но, на мой взгляд, вам больше подошли бы джинсики, курточка, кроссовки… Помолодежнее, знаете ли, повеселей! А то как-то скучновато, как-то уж слишком по-английски, чопорно. Вы позволите мне так говорить? Девочка моя, мне уже семьдесят пять лет, поверьте, я заслужила это право. – Опираясь на руку водителя, она спускалась в катер-такси, колыхавшийся у позеленевшей от сырости двери, которая выходила на канал прямо из ее игрушечного кабинета.

Спустя полчаса они уже поднимались по ступеням отеля «Корона» на второй этаж. Проследовав по длинному коридору, зашли в комнату, где, казалось, остановилось время.

– Вот. – Дайнека развела руками. – Это картины художника Николая Бережного.

Синьора Присцилла не торопясь раскрыла сумочку, достала из нее очки, вышла на середину комнаты и, стоя на одном месте, медленно поворачивалась вокруг своей оси, рассматривая картины. Она вдруг сделалась очень спокойной и строгой. Все ее симпатичные и лукавые ужимки улетучились, и лицо стало совсем другим.

Долгое время она стояла так, лишь изредка наклоняясь и вглядываясь в полотна, потом, наконец, перевела взгляд на Дайнеку.

– Я берусь за это дело. И отказываюсь от гонорара. Вы можете гордиться, деточка, вы находитесь у истока славы великого художника.

– Синьорина Людмила? – по телефону Дайнека не узнала голос девушки.

– Это из конторы проката автомобилей, помните? Вы просили сообщить, когда ваш друг Константин Мачульский вернет машину.

– Конечно! Помню! Где он?

– Могу только сказать, что машину он оставил в нашем филиале в местечке Бишелье.

– Бишелье?..

– Это неподалеку от города Бари.

– Спасибо! Спасибо вам!

– Подождите, это еще не все.

– Что-то случилось?

– Я хотела сказать, что другой машины он не брал и, скорее всего, остановился там, в Бишелье. Если вы поедете туда сегодня…

– Спасибо! Я так и сделаю!

– Ciao!

Дайнека уже знала, что поедет в Бишелье, чего бы ей это ни стоило. Наконец у нее появился шанс отыскать Костика.

«А ведь именно в Бари находится приют, в котором воспитывался сын баронессы Эйнауди… К тому же я обещала съездить туда монашенке-паломнице». Последний аргумент Дайнеки относился к разряду оправдательных.

Улизнув из отеля, ей удалось избавиться от телохранителей. Из Венеции она уехала в спешке, будто куда-то опаздывала, гнала и гнала. Через пять часов Дайнека миновала Анкону, до Бари оставалась половина пути.

Неожиданно Дайнека вспомнила, что так и не позвонила команданте Монтанья. Представив, что сейчас творится в его кабинете, она набрала его номер.

Выслушав все, что хотел ей сказать Армандо Монтанья, Дайнека пообещала:

– Послезавтра вернусь в Венецию.

– Прошу вас… – он не договорил.

– Я буду осторожна и вернусь в срок, обещаю. Для меня это так же важно, поверьте.

– До встречи, – сказал команданте и, не нажав отбой, воскликнул: – Синьорина! Забыл рассказать… По-видимому, следуя вашим указаниям, ко мне обратился синьор адвокат. Энрико Делле Пецце попросил найти в архиве дело об убийстве барона Эйнауди. Э-хе-хе. – Армандо Монтанья закашлялся. – Я позвонил в архив, и мне принесли документы. Только вообразите: тысяча девятьсот третий год!

– Барона убили? – Дайнекин вопрос прозвучал так, будто речь шла о недавнем ее знакомом.

– Представьте себе – да. Дело запутанное, в расследовании множество фигурантов. Доказательная база оформлена слабо, однако виновным был признан некто Вильчевский…

– Максимилиан Вильчевский? – удивилась Дайнека.

– Откуда вам известно его имя? – опешил команданте.

– Упоминалось в старом письме.

– Тогда это вдвойне интересно… Как только появится время, я основательно изучу дело и обо всем расскажу вам. Жду вас в Венеции. – Армандо Монтанья отключился