Теперь ей будет, чем обрадовать людей. Если, конечно, она до Них доберется. Нюта из последних сил поднялась на ноги и, шатаясь, поплелась разыскивать лестницу.

Девушка не помнила, как спустилась вниз. Ей все время попадались не те двери, потом она нашла кабинку, повисшую между этажами. Наверное, раньше люди спускались и поднимались внутри дома в таких кабинках, но теперь-то она не работала. Из-за какой-то двери послышалось ворчание. Раньше Нюта испугалась бы, теперь ей было все нипочем. Она встала на четвереньки и тоже заворчала, хотя ворчать в противогазе было очень неудобно. За дверью сразу наступила тишина, но сил подняться на ноги уже не было, поэтому на первый этаж она просто сползла по лестнице на животе, распугав каких-то мелких подвижных зверьков. Те поползли вверх по стенам и повисли под потолком, глядя на Нюту кроткими глазами и издавая тихий писк. Еще одно животное молча метнулось ей наперерез возле двери, угрожающе скаля зубы. Нашарив обломок кирпича, Нюта швырнула его в противника. Разумеется, не попала, но зверь так же молча отскочил в сторону и выбежал на улицу. Правда, далеко он отбегать не стал — Нюта видела, как из-за ближайшей машины сверкают его глаза.

Девушка с невероятным трудом заставила себя подняться на ноги и даже сделать несколько шагов. Но она слишком ослабла от голода, жажды и усталости, плюс к тому остаточный эффект от парализующего яда и контузии… Нюта рухнула на дорогу, попыталась приподняться на руке и не смогла. Сама того не зная, она находилась всего в нескольких шагах от спасительной станции метро, но сделать эти шаги у нее уже не было сил. Какая жестокая ирония: выжить в схватке с Тварью и быть заживо съеденной падальщиками!

Существо, притаившееся за машиной, нерешительно подошло поближе. Видя, что лежащая на земле фигура не шевелится, оно совсем осмелело и принялось обнюхивать ее ногу, потом неуверенно куснуло ботинок. Нога дернулась. Зверь отскочил, но тут же приблизился вновь, примеряясь вцепиться как следует. Вдруг он насторожился и с досадой отскочил прочь — со стороны темного павильона приближались две фигуры. Зверь привыкдовольствоваться ослабевшими от ран животными или падалью, а здоровые и сильные существа были ему не по зубам.

Почувствовав рядом какое-то движение, Нюта с трудом открыла глаза и увидела буквально перед носом две ноги, обутые в сапоги. Потом чьи-то сильные руки перевернули ее на спину, и девушка различила расплывающийся темный силуэт высокого человека в противогазе. Человек склонился над нею, сжимая нож, и Нюта потеряла сознание.

Нюта была очень плоха, поэтому было решено немедленно доставить героиню на Баррикадную, где жил один из лучших врачей метро, доктор Акопян. Считалось, что Оганез Ваганович уступает в мастерстве разве что медикам Полиса. «И то не факт», — добавляли обычно жители станции. Своим врачом они гордились по праву — за время жизни в метро Акопян, хирург по профессии, не только превратился во врача-универсала, но и ухитрялся, оперируя в антисанитарных условиях с минимум инструментов, спасать совершенно безнадежных больных и даже несколько раз удачно пришить полуоторванные руки и ноги. Сокрушался, правда, что так и не научился пока пришивать оторванные головы.

— М-да, пациент скорее мертв, чем жив, — оптимистично заявил Оганез Ваганович, осмотрев Нюту.

У Кирилла затряслись руки.

— Что с ней, доктор?

— Так сразу трудно сказать. Похоже на сильное нервное истощение вкупе с интоксикацией. Отравление каким-то веществом паралитического действия. Ну, пару сломанных ребер, контузию и ушибы по всему телу я даже не беру в расчет — если удастся нейтрализовать действие яда, то с этим мы справимся. Хотя, судя по всему, левое ухо нормально функционировать уже не сможет. Куда хуже рана на предплечье — видимо, через нее яд и попал в организм. Видите, как распухла и посинела рука? Будет чудом, если удастся ее сохранить.

— Ну, полно, доктор, — вмешался один из помощников. — Хватит парня пугать, а то вместо одного пациента у вас сейчас будет два. Вон, побледнел как — того и гляди, в обморок рухнет, а с нашатырем у нас, сами знаете… А ты, дорогой, не путайся под ногами, все равно ничем нам помочь не сможешь. Иди лучше, отдыхай. Завтра придешь.

Кирилла кто-то взял за руку и отвел к костру. Сунули в руку кружку с каким-то алкоголем, он глотнул пару раз, не чувствуя вкуса. И, не допив, провалился в сон.

Едва проснувшись, он бросился в госпиталь, но ничего утешительного не услышал — Нюта все еще была без сознания. Акопян боялся, что она впадет в кому и будет находиться в таком состоянии неопределенно долгое время. Чувствовалось, что врач многого не договаривал, но Кирилл догадывался и сам — долго возиться с такими больными здесь возможности не было. Впрочем, случай был особым — тем же утром на Баррикадную явилась делегация с Улицы 1905 года, на которой наступила, наконец, благословенная тишина. Люди принесли с собой, кажется, все имеющиеся на станции продукты, совершенно точно — все лекарства и даже две чудом сохранившиеся и до ужаса грязные мягкие игрушки. Гости были готовы дежурить около отважной девушки сколько потребуется и беспрестанно донимали Оганеза Вагановича вопросами, просьбами и даже категоричными требованиями сделать все возможное и Невозможное. Наконец тот буквально взмолился:

— Друзья мои, друзья мои! Мне трудно работать в таких условиях. Поверьте, пока я не могу сказать вам ничего определенного. Увы, я не господь Бог, чтобы исцелять словом. Мне нужны нормальные медикаменты, оборудование, а вместо этого я располагаю только самыми примитивными инструментами и крохами давно просроченных лекарств! Но не сомневайтесь, для этой отважной девушки будет сделано все возможное. А вы со своей стороны старайтесь разговаривать с ней, вытягивайте ее обратно, не отпускайте. Нужно, чтобы она сама захотела жить, чтобы она боролась. Только, пожалуйста, не все сразу, по очереди. И это вот… — он покосился на игрушки, видимо собираясь попросить убрать «антисанитарию» из палатки, но потом махнул рукой: А, пусть будут!

* * *

Кирилл сидел возле Нюты. Она лежала с закрытыми глазами, укрытая простыней, на которой кое-где проступали кровавые пятна. Голова обрита и забинтована, лицо белое до синевы. Парень пытался говорить с ней, но с тем же успехом можно было бы обращаться к мраморной колонне.

На самом деле Нюта находилась в каком-то полубессознательном состоянии, словно сквозь плотный кокон слыша все происходящее вокруг. Она понимала, что лежит в маленькой белой палатке, что ее пытаются лечить. Но чем закончится лечение, девушке было безразлично. Да и вообще, она не понимала, зачем жить дальше.

«Чего они еще от меня хотят? — думала Нюта. — Я сделала так, как они хотели, — пусть и не своими руками, но все же уничтожила Тварь. Теперь, в благодарность за это, могли бы просто дать мне спокойно умереть».

Из разговоров она представляла себе, как ее спасли. Кирилл и один из местных сталкеров поднялись на поверхность и нашли ее совсем рядом с павильоном Краснопресненской, успев буквально в последний момент. Нюта даже помнила, как увидела их. Высокий человек склоняется над ней, беспомощной, это Кирилл. Ей казалось, что она даже узнала нож в его руке, которым парень очень дорожил. Так чего же он хотел — помочь Нюте или убедиться, что она погибла? Может, если бы не ненужный свидетель, он бы ее добил? А теперь ходит к ней, делает вид, что беспокоится, — ведь вокруг люди, нельзя обнаруживать свои истинные намерения. Ну и зачем ей вообще жить, если она никому не нужна? Какой смысл бороться? И зачем он только поднимался на поверхность, да еще до наступления темноты? Стоило ли так трудиться, рисковать, когда проще было оставить ее там умирать. «Да ведь я живучая, — грустно усмехнулась про себя Нюта. — Еще очнулась бы и доползла бы до метро сама. Тогда бы его стыдили, что он ничего для меня не сделал. Надо же было ему притвориться, что я ему небезразлична».