— Вряд ли мне удалось бы тебя защитить от целой станции, — с сомнением пробормотал Кирилл. — В лучшем случае нас бы отправили сражаться со Зверем вдвоем, а я…

— А ты — трус! — безжалостно припечатала Нюта.

Она сама понимала, что несправедлива сейчас, но ей так хотелось отплатить за все придирки этому… метросексуалу! Он издевался над ней, говорил, что она никому, кроме него, не нужна, и хороводился с Лолой чуть ли не у нее на глазах. А как только у него появился соперник, сразу заволновался. Ну ничего, ему еще и не так волноваться придется!

— Но ведь это я тебя спас, — опешил Кирилл. — Я пошел за тобой на поверхность, днем…

Нюта прищурилась:

— А откуда мне знать, шел ли ты меня спасать? Ты думал, что я без сознания, но я отлично помню, как ты наклонился ко мне с ножом.

Кирилл даже поперхнулся.

— Нет, ну надо же придумать такое! Нюта, Нюточка, ты что, вправду думаешь, что я мог бы поднять на тебя руку? И не просто поднять, а…

— То есть, ты отрицаешь, что доставал нож? Забыл, что с тобой был другой человек, сталкер? Он может подтвердить мои слова.

— Вот именно! — Кирилл тоже начал кипятиться. — Если б у тебя была хоть капелька мозгов, ты бы и сама додумалась: даже если допустить на секунду такую дикость, то убивать нужно без свидетелей! Я просто растерялся и хотел разрезать на тебе комбинезон, чтобы посмотреть, куда ты ранена. Совсем забыл, что наверху этого делать нельзя. Хорошо, что этот сталкер, Мулат, меня остановил.

— Можешь говорить что угодно, но верить тебе я не обязана! — буркнула девушка.

— Нюта, — ласково сказал Кирилл, хотя видно было, что терпение его на исходе. — Ты переутомилась. У тебя подорвана психика. Это и неудивительно, если учесть, сколько всего тебе пришлось пережить. Тебя нужно подлечить, и все будет хорошо.

«Вот он куда клонит, — мелькнуло в голове у Нюты. — Хочет выставить меня сумасшедшей фантазеркой, чтобы мне никто не верил. Эдак он скоро заявит, что и Зверя никакого не было!»

— Этот номер у тебя не пройдет, — сказала она. — Ты правильно сказал: теперь люди считают меня героиней, и они куда охотнее поверят мне, чем тебе. Только попробуй сказать кому-нибудь, что я не в своем уме!

— Дура! — тоскливо протянул Кирилл. — Тебе мерещится опасность там, где ее нет, а очевидного замечать не хочешь. Пойми, этот тип мне не внушает доверия. Ну подумай сама, чего ради ему сидеть с тобой целыми днями? Ты думаешь, он в тебя влюбился? Да посмотри на себя! Ты сейчас похожа на мумию. Или, может, он тебе вешает лапшу на уши, что любит тебя за красивую душу?

Нюта тоже не понимала, что привлекло в ней Алека. Подумав, она решила — наверное, то, что теперь ее считают героиней. Да и какая, в сущности, разница — лишь бы он был с ней, лишь бы не уходил. А вот Кириллу следовало объяснить все раз и навсегда. Конечно, она не станет ему рассказывать про Макса и про то, как похож на него Алек, но тушинец должен понять: отныне своей жизнью она будет распоряжаться сама.

— Знаешь, у меня болит голова и совершенно нет ни сил, ни желания спорить с тобой или выслушивать твои истерики, — сухо сказала она. — Будь добр, оставь меня одну. И учти — хочешь ты того или нет, но на Улицу 1905 года Алек поедет вместе с нами. Он мне это обещал.

— Конечно, чего бы ему не пообещать? — скривился Кирилл. — Все равно ведь по пути.

И удивился, увидев недоумение в глазах Нюты.

— А разве он тебе не рассказывал? Я был уверен, что ты знаешь, вот и тянешься к нему из-за своей навязчивой мании. Получается, он скрыл от тебя даже это…

— Что «это»? — прошептала Нюта, холодея от внезапной догадки.

— Что живет на Беговой. Нюта! Что с тобой, Нюточка?

Нюта лежала без сознания. Кирилл кинулся искать врача.

Верховный сидел у себя в шатре. Мысли, которые его одолевали, трудно было назвать веселыми. Он думал о том, что здоровье его не улучшается, а годы все чаще дают о себе знать. И так странно, что удалось столько протянуть в подземке. Он попал сюда цветущим сорокалетним мужчиной, но не успел оглянуться — а ему уже седьмой десяток. Здесь обычно столько не живут. Конечно, он мог позволить себе питаться лучше других и не рисковать понапрасну, но и это не помогало: в последнее время Юрий все чаще чувствовал упадок сил. Невидимые смертоносные частицы радиации просачивались всюду, попадали в организм с зараженной пищей и водой. Хоть он и избранный, а дышать приходилось тем же воздухом, что и остальные.

Наверное, ему не так уж долго осталось, и все сильнее хотелось оставить сыну крепкую империю и незыблемую власть, хотя надежд на это с каждым днем оставалось все меньше. После смерти Зои и побега этой светловолосой гадины станцию будто кто сглазил. Верховный попытался было, воспользовавшись суматохой после нападения водяных, прибрать к рукам соседнюю Тушинскую, но ему дали отпор. Правда, под шумок удалось захватить девчонку, которую и принесли в жертву вместо беглянок. И без того неслыханный факт — первый раз за долгие годы девушка была всего одна, и другую было взять негде — люди на станции и так уже недовольно роптали. Впрочем, спустя некоторое время одному из сталкеров удалось притащить откуда-то еще одну девчонку, но Верховный решил, что лучше до поры до времени оставить ее про запас. Решил, а теперь сам уже был не рад. Держать похищенную под стражей было бы слишком хлопотно, а деться ей со станции все равно было некуда: после побега предыдущих жертв патрули в туннеле были усилены, а самим патрульным запрещалось спать или пить алкоголь на посту под страхом казни. В результате девчонка целыми днями слонялась по станции, во все совала свой любопытный нос, все комментировала, и Верховного это уже начинало раздражать.

Но он-то еще может сдерживать этот сброд железной рукой, заставить их подчиняться своей воле. А вот на Игоря, сыночка и наследника, черт бы его драл, надежда слабая. Парень совсем расклеился с тех пор, как сбежала Нюта. Нет бы взяться за ум, найти себе жену, порадовать отца внуком, пока не поздно. Ведь в его власти было выбрать любую девушку на станции — никто не осмелился бы перечить воле Верховного. Правда, девушки их красотой не отличаются, что верно, то верно. Но ведь не о красоте надо думать в первую очередь, а о здоровье, чтобы родила крепких детей и род его не пресекся.

Раньше Верховный даже был согласен на то, чтобы сын выбрал невесту у соседей, на Тушинской, но после недавнего конфликта об этом и думать было нечего. «Впрочем, почему, собственно? — мелькнула вдруг спасительная мысль. — Наоборот, вот чудесный повод помириться или, по крайней мере, сделать вид.

Мол, мало ли что бывает между соседями? Кто старое помянет, тому глаз вон, а худой мир лучше доброй ссоры. Давайте же, дорогие тушинцы, породнимся и заживем еще лучше и дружнее, чем прежде. А там, не успеют они опомниться, как я на правах старшего родственника приберу власть к рукам и введу свои порядки».