– Нет, вы только взгляните, парни! Не думал, что на белом свете подобные уроды живут.

– Хо! Был у нас в работном доме надсмотрщик, такой же свирепый и сильный. А уж морда – не стоит и говорить. Вот такенная! Как репа.

– Смотрите, смотрите, еще одного дикаря ведут!

Все вытянули шеи – из трюма вывели того самого парня, что, вырвавшись на свободу, устроил на палубе настоящую резню. По сравнению с сидевшим в клетке уродом выглядел он, надо сказать, весьма безобидно – парень как парень, мускулистый, поджарый, словно какой-нибудь уличный жонглер-акробат.

Впрочем, все помнили, на что сей «жонглер» способен. Многих он нынче лишил верных друзей, а кое-кого – и безотказных кредиторов.

– Вот он, гад!

– Да вздернуть его на рее!

– Нет, парни! Куда лучше под килем протащить.

– Утопить живьем, чтоб и следа не осталось!

Чувствуя настроение своих матросов, Бишоп ухмылялся в бороду, маленькие глазки его сияли в предвкушении чего-то не совсем обычного, так наивные глазенки детей сияют в ожидании заезжего цирка или тех же бродячих жонглеров.

Руки пленника надежно сковывали крепкие цепи, некогда предназначавшиеся для африканских рабов, но нынче пригодившиеся и здесь, на московитском севере. На всякий случай капитан приставил рядом еще пару здоровяков с палашами, но, пожалуй что, зря. Куда денется с корабля этот – пусть даже такой прыткий – дикарь?

Мохнорылый дикарь в клетке не обращал особого внимания на то, что происходило на палубе, просто сидел на корточках, уставясь в одну точку, и лишь иногда озирался да глухо ворчал.

– Ох ты, девку ведут!

Собравшаяся вокруг клетки матросня оживилась, глядя, как вахтенные ведут под руки скованную цепью дикарку – изящную, сероглазую, в красивом, с лямками и вышивкой, платье.

Скованный по рукам и ногам парень пока не реагировал на это никак. Хотя, конечно же, все замечал, просто не счел нужным показывать свои чувства.

– Ничего, – ухмыльнулся Бишоп. – Сейчас посмотрим, что ты запоешь, чучело. Эй, парни! Давайте!

По знаку капитана двое дюжих матросов в один момент сорвали с пленной девчонки платье и, отворив клетку, бросили ее мохнатому дикарю.

– Ой! – пробившись вперед, прищурился юнга. – Какая она…

Нагих дев мальчишка раньше не то чтоб вовсе не видел, но все как-то так – мельком, издалека. А вот здесь, сейчас – совсем другое дело, можно все очень хорошо рассмотреть.

– А титьки-то ничего! – прищелкивая языками, смеялись матросы. – Да и попка – тоже.

– Ой, ой, лоно закрывает – стесняется!

Скованный по рукам и ногам пленник дернулся и закусил губу. Раз уж не вырваться, так нечего и выказывать свою слабость.

Увидев перед собой обнаженную деву, мохнорылый живо вскочил на ноги и, довольно заурчав, протянул к несчастной руки. Девчонка испуганно попятилась – перед этой горой она выглядела совсем маленькой и беззащитной.

А дикарь долго не думал! Просто хмыкнул, да, швырнув деву на пол, пристроился сверху…

Несчастная дернулась, словно пронзенная копьем, страшный крик боли и ужаса взорвал такой тихий и спокойный вечер. Мохнатый сладостно заворчал, волосатая задница его задергалась, с открытого рта потекла желтая тягучая слюна…

– Урр, урр, – делая свое дело, рычал-приговаривал мохнорылый. – Уфф!

– Э, как он ее! – хохоча, скабрезно комментировали матросы. – Давай, чучело, давай! Ого, какой неутомимый, однако.

Фогерти отошел к борту и отвернулся – что-то он не испытывал радости, от всего этого действа тошнило. Как-то не слишком хорошо поступил сейчас старина Бишоп. Нет, конечно, убившего стольких людей наглеца следовало наказать… Джеймс его бы просто повесил, а с девчонкой повеселился бы сам, а потом бы отдал матросам или вообще отпустил – как себя повела бы. Да даже и матросам отдать – все лучше, чем этому…

Под могучими чреслами распаленного гнусной похотью дикаря несчастная пленница побледнела как смерть и, закатив глаза, лежала уже недвижно. А мохнорылый не унимался, урчал, брызгал слюною:

– Урр! Урр! Уфф…

Не один лекарь чувствовал себя неловко – юного Смита передернуло от отвращения и тут же стошнило на палубу.

– Так нельзя… – растерянно хлопая глазами, прошептал юнга. – Нельзя же!

Мальчишку отогнали пинками – чтоб не мешал развлечению.

– Что, не интересно? – повернул голову Джеймс. – Этому парню, похоже, тоже.

Лекарь кивнул на пленного, понуро поникшего головою и не делавшего никаких попыток не то что высвободиться, а, скажем, ударить кого-то, пнуть. Стоял себе молча, недвижно…

И вдруг…

Фогерти даже не понял, что произошло и как. Сторожившие пленника вахтенные, конечно же, отвлеклись, но прочно держали цепи. Однако мускулистый дикареныш, неожиданно оттолкнув стражей, высоко подпрыгнул, перевернулся в воздухе через голову и, гремя цепями, бросился с высокого борта в воду.

– Эх, вашу мать! – обернувшись, выругался капитан. – Да делайте же что-нибудь. Ловите!

Неохотно отвлекшись от происходящего в клетке, матросы бросились к борту, кто-то уже тащил арбалет, трое проворно заряжали мушкеты.

Только все зря. Беглец так и не вынырнул.

– Утоп, – покачал головой шкипер. – Не вынес позора возлюбленной.

Бишоп цинично сплюнул:

– Повнимательней там все осмотрите!

– Позвольте полюбопытствовать, сэр, где это – «там»? – язвительно осведомился Фогерти. – На морском дне?

– Вы тоже полагаете, что он утонул, Джеймс?

– Скованные тяжелой цепью руки, скованные тяжелой цепью ноги, – кондотьер покачал головой. – Нет, не выплывет.

– И все же – посмотрите.

– А с девчонкой что, сэр? – осмелев, спросил юнга. – Там, у клетки, никого не осталось…

– Вытащите ее и бросьте в трюм, – Бишоп жестом подозвал вахтенных. – Может, еще и сгодится.

Легко сказать – забрать! Мохнатый похотливец и не думал отдавать свою забаву, зарычал, едва не сломав руку заглянувшему в клетку матросу…

– Вот так дела-а-а! – почесал голову его напарник. – Не представляю, что и делать.

– Я знаю, что, – покусал губу Джереми. – Подождите, ага…

Подбежав к фальшборту, он ухватил за локоть долговязого Джонса:

– Фил, дай мушкет!

– Тебе-то он зачем?

– Ну, дай. Я быстро. Получишь крону.

– Давай крону – бери мушкет, – радостно ухмыльнулся дылда.

– Спасибо, дружище Фил.

Через несколько секунд глухо прозвучал выстрел. Мохнорылый дикарь упал замертво с развороченной тяжелой пулей башкой, заливая все вокруг свежей дымящейся кровью. Бледную полумертвую деву вахтенные отнесли в трюм. Отложив мушкет, Джереми подобрал брошенное на палубу платье и бросился следом. На корме судна по-прежнему реял красно-желтый испанский флаг. Просто забыли сменить, да и не до того было.