– Все в порядке, не беспокойся обо мне. Я завоевывал и более высокие горные вершины, чем ступенька твоего магазина. – Он улыбается, и я вдруг переношусь в школьные дни. Тогда на меня точно так же действовала улыбка Дэнни.

– Конечно… ну так я поставлю чайник, – бормочу я и с пылающими щеками поспешно удаляюсь в заднюю комнату.

Мама отбыла на аукцион – впервые за много месяцев. Как приятно видеть, что маму что-то волнует! Когда был жив папа, она любила аукционы. Надеюсь, аукцион поможет ей вернуться к нормальной жизни.

В данную минуту Дэнни раскрашивает книжку вместе с Авой. Они положили раскраску к нему на колени, и он помогает Аве выбирать цветные карандаши. Она стоит перед ним, сосредоточенно раскрашивая картинку, на которой изображен игрушечный медведь с воздушными шарами.

Я озадачена тем, как на меня подействовала улыбка Дэнни. Но чему же тут удивляться? Я всегда питала к нему слабость, еще со школьных дней. Даже когда мы расстались и он уехал, я думала о нем каждый день, как ни сопротивлялась. Однажды мы чуть не возобновили наши отношения, когда мы оба приехали из университета домой на Рождество. А когда мы с Саймоном, вскоре после нашей помолвки, пришли на благотворительный бал в Сэндибридж-Холл, я ощутила какое-то странное волнение, беседуя с Дэнни. Но я старалась его подавить, так как чувствовала себя виноватой: тогда мы оба были не свободны.

Я всегда винила себя за несчастный случай с Дэнни. Может быть, я путаю свое постоянное чувство вины с эмоциями иного рода?

Дэнни по-прежнему очень привлекательный мужчина. У него густые темные волосы, на висках появилась седина – в отличие от меня он ее не закрашивает. Он красив, как и прежде. Но если в юности он походил на идеальной внешности кинозвезду, то теперь черты его лица стали резче и мужественнее. И хотя Дэнни прикован к инвалидному креслу, он явно поддерживает себя в форме. Глаза – единственное, что совсем не изменилось. Они по-прежнему сверкают озорным блеском, как сапфиры, когда он замышляет какую-нибудь каверзу. А это он делает почти все время.

Заметив, что я наблюдаю за ним, Дэнни улыбается.

– Помнишь, как я бросил в тебя карандаш во время переклички? – спрашивает он с сияющими глазами. – Я промахнулся и попал в Донну Льюис.

– Она кричала, что ее ранили, и пыталась выяснить, нет ли у нее отравления свинцом.

– Я сделал это, чтобы привлечь твое внимание. Ты мне очень нравилась, еще до той вечеринки.

– Ты и сейчас таким способом привлекаешь внимание девушек? – спрашиваю я с усмешкой. – Бросаешь в них деревянные предметы? Немного смахивает на пещерного человека, не так ли?

– Значит, сегодня это уже не работает? – спрашивает Дэнни с бесстрастным выражением лица. – Правда, я давно не практиковался.

– А ты попробуй в следующий раз, когда тебе понравится какая-нибудь женщина – и увидишь, какая последует реакция! – смеюсь я. – Но только не прибегай… – Черт возьми, какое неудачное слово я выбрала! – …не прибегай ко мне, если она в ответ что-нибудь в тебя бросит. Или даст пощечину!

– Намек понял, – отвечает Дэнни, подмигивая мне, затем его лицо мрачнеет. – Тебе ни к чему ходить вокруг меня на цыпочках, Грейси, – произносит он серьезно. – Я такой уже почти двадцать лет. И я не маленький нежный цветочек, так что не нужно защищать меня от всего, что может огорчить.

– Прости, но иногда все еще трудно видеть тебя таким. Даже если прошло так много времени. Я не могу не чувствовать себя виноватой.

– Ты чувствуешь себя виноватой? Почему? Ведь пожар возник не по твоей вине. – Дэнни дает Аве синий карандаш, и она с упоением начинает раскрашивать галстук-бабочку медведя.

– Я знаю. Но если бы не я, тебя бы там не было в тот вечер.

– Может быть. Но ты только подумай, скольким людям мы с Чарли помогли в ту ночь! Если бы нас там не было, некоторые могли бы умереть от ран или оказались бы в ловушке внутри горящего здания. А если бы там не было тебя, кто бы вызвал пожарную команду? Это сейчас у всех мобильники, Грейс. А тогда кому-то нужно было бежать к телефонной будке, не так ли? Если бы ты этого не сделала, бог его знает, сколько времени горел бы дом, прежде чем кто-нибудь вызвал помощь.

Конечно, Дэнни прав. Реми что-то такое говорил в письме после пожара в Сэндибридж-Холле. Но почему же должен был пострадать Дэнни, который так героически вел себя в ту ночь? По-моему, это несправедливо.

– А ты знаешь, – шепчет Дэнни, наклоняясь ко мне, чтобы не услышала Ава, – сколько женщин мне удалось склеить благодаря моему креслу, пока я не встретил Ребекку? Огромное количество! Это кресло притягивает, как магнит. Так что, выходит, ты оказала мне услугу!

Я укоризненно качаю головой:

– А я-то думала, что ты все еще бросаешь в девушек карандаши!

– О, это я приберегаю для особенных девушек. – Дэнни подмигивает.

– Ты никогда не изменишься, не правда ли? – весело говорю я, вставая со стула. Я собираю пустые кофейные чашки, собираясь отнести их в маленькую раковину в офисе. – Ты неисправим! – С этими словами я отворачиваюсь от Дэнни и направляюсь к двери.

И вдруг я чувствую, как что-то ударяет меня в затылок.

Обернувшись, я вижу, что Дэнни сосредоточенно занимается раскраской вместе с Авой. И тут я замечаю, что у моих ног лежит розовый карандаш. Я перевожу взгляд на Дэнни, который наблюдает за мной краешком глаза.

– Только для особенных девушек, – шепчет он.

Мы живем в Сэндибридже уже три недели, и я получаю удовольствие от пребывания здесь. Магазин стал почти прежним, насколько это возможно без папы. Мама кажется гораздо счастливее, к ней, похоже, вернулся интерес к антикварному бизнесу. Разумеется, это благотворно сказалось на выручке от магазина, и он стал очень популярным. Да и Аве пребывание в моем родном городе пошло на пользу. На ее маленьком личике, таком бледном в Лондоне, играет здоровый румянец, а карие глаза сияют.

Ава любит пляж, как и я в детстве, и мы почти каждый день гуляем по песку возле маяка. Иногда мы останавливаемся, чтобы построить песчаный замок, а порой устраиваем пикник вместе с мамой. Конечно, Ава особенно любит последнее.

Каждый раз, как мы бываем там, я надеюсь, что Чарли выйдет из маяка и увидит нас. Но, судя по всему, и в маяке, и в коттедже обычно никого нет. Лишь один раз я видела случайного посетителя, зашедшего взглянуть на выставку «Пекарня «Маяк»».

– Чарли теперь никогда здесь не бывает? – однажды спрашиваю я у мамы во время пикника на пляже. – Я не видела его с тех пор, как мы приехали.

– Чарли то приезжает, то уезжает, – отвечает мама, передавая Аве сэндвич с сыром. – Он был здесь в тот день, когда ты уехала в Лондон за одеждой. Зашел к нам, чтобы повидать тебя. Но, узнав, что тебя нет, сказал, что уезжает. Очевидно, в тот вечер ему срочно нужно было в Нортгемптон.