- В столице тебя бы на смех подняли, - упрямо говорю я, и Ваня склоняется к моей груди. Втягивает в рот вершину, прямо через футболку, и я всхлипываю.

- Так мы не в столице, - глухо произносит муж и, наконец, стягивает с меня одежду.

А я, подрагивающими от предвкушения пальцами, помогаю раздеться мужу, и ахаю, когда он накрывает меня.

- Так зачем тебе нужно, чтобы меня боялись? – спрашивает муж, чуть надавливая на клитор горячим, твердым и возбужденным членом. И резко входит в меня. – Отвечай, женушка.

- Потом, - обвиваю Ваню ногами, и подгоняю пятками, чтобы двигался, а не беседы вел. – Ну же, любимый…

Резкое движение: он выскальзывает из меня почти полностью – так, что я чувствую его головку у входа, а затем вбивается в меня до конца. Снова, и снова, и я забываю, что секс на песчаном пляже – зло, и что еще несколько дней из самых неожиданных мест будет песок сыпаться…

Сейчас мне хорошо: чувствовать, как муж дико, ненасытно наслаждается моим телом. Знать, что я возбуждаю его так, как никто до меня, и что он теперь весь мой, и никуда не денется.

- Какая мне горячая штучка досталась, - шепчет Ваня, двигаясь еще быстрее, до самого конца погружаясь в меня, и я тону в звездах, которые не только на небе.

Но и во мне.

- Так зачем тебе «страшный» муж? – все еще не отдышавшись, спрашивает Ваня, и нагло укладывается головой мне на живот, как на подушку.

- Да я вот думаю, как сделать так, чтобы наш семейный бизнес не прогорел из-за твоего разгильдяйства. Нужно сделать так, чтобы тебя боялись по-настоящему, - лениво тяну я. – Ты своих одуванчиков отправляешь дань собирать?

- Мы некоторые точки крышуем, за что получаем деньги.

- Так не пойдет, - запускаю пальцы в волосы мужа. – Нужно подмять под себя весь город, выжить с территории этого Перца, и обложить всех данью. Чтобы даже с пакетика сока, проданного в одном из ларьков, ты свой процент имел. И не только с полицейскими начальниками нужно бы дружить, но и с более крупной рыбой, - прикусываю губу, и щипаю Ваню за шею. – С мэром нашим, например. С судьей, с прокурором. Откаты пилить, затем и депутатское кресло получить можно. Я тебе помогу, дорогой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Муж приподнимается, и я даже в кромешной темноте вижу, как расширяются его глаза от ужаса.

- Знаешь, милая, а я завязал со всем этим. Теперь твой муж – законопослушный человек, - говорит Ваня, и добавляет: - А ты, все же, страшная женщина!

Ну-ну.

Может, и страшная, но главное – хитрая.

Шесть лет спустя

Нет, ну каков кобель!

И за кого я замуж вышла, спрашивается?

За обычного козла!

- Василиса, иди медленнее. Любимая, в твоем положении нельзя так нестись, да и девочки за нами не успевают.

Ой, какие мы заботливые.

Вину чувствует, вот и притворяется лапочкой, пряча кобелиную натуру.

- Мамочка, мы в догонялки играем? – пятилетняя Вера держит младшую сестру Лику за ладошку, и смешно задирает ножки, пытаясь подняться по ступенькам. А позади идет Иван с Настей на руках.

Сходили, называется, в зоопарк.

- Нет, милая. Просто мама хочет домой, - отвечаю дочери, и она серьезно кивает. – Идите ко мне на ручки.

- Мы сами поднимемся, - в унисон произносят мои девчонки, и я пропускаю их вперед. – И чего домой так торопиться? Там скууууучно!

Чего торопиться?

Документы собрать, и вещи. И подать на развод с этим предателем.

- Василиса, ну что опять, горе ты мое? – вздыхает этот негодяй по имени Иван.

А я отворачиваюсь, и медленно поднимаюсь по лестнице, ступеней которой не видно из-за огромного живота. Все же, моя бывшая свекровь – та еще ведьма: предсказала мне четверо детей, и вот, пожалуйста.

Девчонки подпрыгивают у двери, когда я, пыхтя как чайник, поднимаюсь, наконец, к нашему жилищу, и достаю ключ.

- Я первая, я первая, - Верочка забегает в квартиру, по привычке соревнуясь с Ликой, и умудряется показать ей язык. А я мрачно топаю в нашу спальню.

Это развод.

Нет, хоть бы постеснялся при мне пялиться на эту фифу. При мне и при детях… ни стыда, ни совести.

- Василий, ты… Боже, опять! – возводит очи горе муженек, когда я достаю папку с нашими документами, и усаживает Настасью в манеж. – Ну и? Развод?

- Да, - заявляю я, кипя от гнева.

- Не получится, любовь моя. У нас трое детей, - ехидничает Ваня. – И четвертый на подходе.

- Боишься на алиментах разориться? Новая жена, наверное, будет против таких трат.

- Милая, что случилось? – Ваня, к моему немалому сожалению, не настроен на скандал, а вот я очень даже за.

Руки так и чешутся оторвать ему кое-что, чтобы той цаце не досталось.

- Ты мерзавец! – сужаю я глаза. – Так на ту девку пялился, что обернулся, и это при мне и детях. Не уважаешь, даже не скрываешь этого. Да даже будь у нас десять детей – это развод!

С замиранием сердца жду извинений, чтобы гордо их отвергнуть. А перед глазами унылая картина возвращения к матери, которая с Иваном через губу разговаривает.

Боже, да мы ведь не поместимся в родительском доме!

Извинений я жду, жду, жду, но вместо них слышу искренний смех.

- Вот дуреха, - покатывается Ваня, и достает из заднего кармана мой кошелек. – Ты его выронила, я потому и отстал от вас – кошелек одной бывшей училки поднимал. И ни на кого я не пялился. Василиса, мне одной тебя хватает так, что можно бы и поменьше. Куда мне еще одна женщина?!

Хм.

Врет? Да нет, вроде.

Приглядываюсь к мужу, которого успела изучить и вдоль, и поперек, и наискосок. Все его приемчики, с помощью которых он мне лапшу на ушах красиво развешивал я научилась просекать еще в первый год совместной жизни, когда вертелся, как уж на сковородке, не желая расставаться со своими бандитами-одуванчиками.

А пришлось!