Воинов отметил округлость и упитанность лица, что немаловажно для солидности. Да и женщины любят холеных мужчин. Карие глаза отсвечивали черным оттенком. Брови эбеновые и густые, внешние концы их немного закруглялись в форме крючка. Черные волосы на голове, – если достигали трех сантиметров, то начинали немного виться. Но эксперименты с патлами канули в далекое прошлое, если теперь Евгений и отращивал волосы, то до длинноволосого панка или «металлиста» ему было очень далеко.

Обособленно стоял нос, небольшого размера, но картошкой, – в юности, стоя перед зеркалом, Евгений часто корил судьбу за неприглядный, как ему казалось, орган дыхания. И однажды, когда он после окончания университета решился на визит к косметологу, тому пришлось приложить немало усилий, чтобы отговорить от необдуманного поступка – сделать из картошки более стоящее блюдо. Острый тонкий нос – не залог красоты. Портрет следователя Воинов нарисовал без фанатизма, не преувеличивая и не преуменьшая внешние достоинства. Евгений без ненависти и гнева выслушал подследственного, поведение Воинова легло в его понятия дозволенного как-то незаметно.

Что сказал Воинов, было правдой, даже не частичной, а полной. Евгений вечером, коротая время перед телевизором, переварил все услышанное в свой адрес. Он поймал себя на мысли, что с каждой новой встречей образ убийцы все таял, а перед ним представал другой Воинов, хорошо знающий природу людей. Да, Воинов был прав, что его влечет к возрастным особам и одна из причин – давнишнее наблюдение с приятелем за переодевающейся женщиной бальзаковского возраста. Она так и не обнажила свой лобок, эта неудача стала предметом долгого сокрушенного обсуждения с приятелем.

Как и героя Гумберта, его постигла неудача. Но, в отличие от героя набоковского романа, следователь Романов придерживался явно противоположных предпочтений. Хотя девушек намного моложе себя он тоже не упускал, они всегда составляли большую часть его постельного рациона.

После того случая, с тем же приятелем, вдвоём, они захаживали в гости к одноклассницам, вернее сказать, они ходили к их матерям, которые, по их мнению, входили в разряд привлекательных женщин. Сами одноклассницы их не интересовали. Проходя мимо спальни родителей девочек, они старались ненароком заглянуть туда, в надежде увидеть обнаженное тело возрастной женщины. Если какая-либо особа сидела в домашнем халате, то четыре сверлящих детских глаза прожигали его насквозь, ни одно движение халата не проходило без цепкого взгляда будущих самцов, глазами жадно поедающих брошенную им кость в виде обнаженного бедра или кусочка груди.

А что творилось с ним ночью, знал только Евгений, – перед тем как уснуть, он прогонял сотни раз картинку новой порции эротического багажа в надежде на сон – там его желания могли найти свое продолжение. Но иногда его подростковые грезы по женщинам в возрасте находили свое отражение в реальной жизни. Однажды к маме Евгения, когда он уже учился в старших классах, приехала погостить их дальняя родственница – тетя Тамара, – как называл ее Евгений. Эта женщина всегда ассоциировалась у Евгения с тягостным, глубоко спрятанным томящимся вожделением. Именно приезд родственницы в большей степени окончательно сформировал в нем подспудную тягу к женщинам намного старше его.

Ее заселили в комнату Евгения, где имелась вторая кровать для гостей. Кровати разделяло полшага, и все три ночи над Евгением властвовала бессонница: он мечтал и представлял, как посреди ночи невзначай переползает под одеяло к знойной тете. Тамара была разведенной женщиной, но она никогда не испытывала дефицита общения с мужчинами. Они толпами крутились вокруг нее в надежде на благосклонность. Для Евгения она на всю жизнь осталась эталоном «женщины в теле». Она и сейчас в свои пятьдесят с лишним лет, по мнению Евгения, оставалась аппетитной особой. Но в тот раз, когда она посетила дом Романовых, ей не было и сорока.

В первую ночь Тамара легла спать в белом шелковом пеньюаре, подол которого опускался до самых пяток. Ночной наряд ей дала мать Евгения, хозяйка считала, что для нее самой он слишком вульгарен, а для родственницы в самый раз, тем самым подтверждая статус Тамары как притягивающей особы. Уже в первую ночь Евгений долго искал для себя достойный повод, чтобы осуществить тайные желания. В тот момент он в первый раз сожалел о своем юном возрасте, был бы чуть постарше – тетя Тамара взглянула бы на него совсем другими глазами. Во вторую ночь он уже приготовился пойти штурмом на кровать тихо сопящей и изредка вздыхающей во сне родственницы. Но в ту ночь не спала мама Евгения, она часто поднималась из-за бессонницы и шла на кухню за очередной порцией валерьянки.

Начиная с первой ночи, он перебирал очередность осязания ее интимных мест. «Вначале я должен насладиться ее ногами, потрогать ее попу, затем поцеловать главную ее тайну – лобок и забраться под него, и чем глубже, тем лучше и приятней будет ей», – грезил по ночам Евгений.

Дело доходило до споров с самим собой, что сделать в первую очередь, что во вторую, третью – неопытность давала возможность мыслям разгуляться. И вот настала последняя ночь, завтра утром тетя уезжала домой. Свой последний шанс упускать Евгений не хотел, но в полночь неожиданно уснул, – сказалось недосыпание предыдущих ночей. Потом проснулся, вспомнил сон, якобы он проспал дальнюю поездку, опоздав на поезд. Поднял голову, огляделся, в открытые окна спальни через легкие тюлевые шторы дул легкий летний ветер. Небо чистое и была полная луна, которая с пол-оборота завела Евгения на подвиги.

Чтобы оттянуть первое знакомство в ночи, Евгений поспешил в туалет, там он и решился на вылазку. Вернувшись в постель и прислушиваясь к поверхностному сну матери, он принялся считать до ста, чтобы потом, как и задумал, залезть в лоно горящего тела родственницы. Настал последний десяток счета, на счете «девяносто девять» тетя Тамара, вздохнув сквозь сон, неожиданно соскочила с постели, двинулась в сторону окна и легким движением руки прикрыла одну из фрамуг. Она предстала обнаженной, ошибочно предполагая, что мрак ночи в любом случае прикроет любопытные и жадные глаза юноши, если он не спит. А может, наоборот, чувствуя еженощное горячее дыхание соседа по комнате, она тоже, как и он, не желала упускать шанса последней ночи. Уже сейчас, по прошествии множества лет, Евгений убедил себя, что внезапный вояж к окну тети Тамары служил сигналом к сладострастному общению.

Евгений, лежащий ногами к окну, жадно въедался глазами в силуэт, он воочию наблюдал, как лунный свет нежно освещает тело, тьма ночи озарилась светом дня, обнажив натурный характер картины, отдающий глубиной недосказанного и неотвратимого.

Евгений, как художник, замирал перед каждым замахом кисти, определяющим самые важные точки тела, формы которого явились бы эталоном женского превосходства над временем на панорамных картинах художников эпохи Возрождения. И сейчас, вспоминая тот миг, он четко мог спроецировать в памяти каждый контур. Так Евгений отдавал дань красоте слабого пола, игнорируя самый главный недуг женской природы – фактор времени.

От неожиданного подарка судьбы он и не заметил, как продолжил счет, остановился, когда она уже легла обратно под тонкое махровое одеяло. Досчитал до трехсот, но счет стал неким продолжением эха его сердцебиения. Это подзадорило Евгения, не теряя времени, он резко соскочил с постели. Неприступная крепость пала. Тетя Тамара удивилась и отпрянула, когда жесткий член Евгения сквозь его обтягивающие трусы вонзился ей в бедро. Такой прыти она явно не ожидала от юного родственника и на любые поползновения Евгения умиленно нашептывала ему в ухо: «Сейчас по попе постучу, веди себя прилично». Он рыскал руками, она не сопротивлялась, но зайти под лобок, как задумывал Евгений, она все же не дала. Поэтому всю ночь Евгений работал только руками и с наступлением рассвета онемевшие руки уже не слушались его неугомонной души. Фаллос стоял, колол ее бедра, поясницу, живот. Но все оставалось без ответа, вместо первоначальных вздохов сквозь сон, он под утро слышал тихое ровное сопение, изредка прерывающееся глубоким вздохом. Она была расслаблена, так как не совершила ничего криминального, предосудительного, лежа рядом с распоясавшимся подростком. Для ее обнаженного тела тычки и похотливые ласки Евгения были сродни тантрическому массажу, чем она иногда занималась со своими мужчинами. Это один из редких случаев, когда лежишь с лицом мужского пола, а он взамен ласок ничего не требует. Евгений уснул под утро, когда Тамара выставила ему свою спину, сигнализируя, что пора заканчивать с блудными движениями. Немного по инерции пощупав руками пятую точку, Евгений сдался и уснул, вдыхая аромат спины объекта похоти.