— Их высокоблагородие господин Резанов просил передать вам этот документ.

Оказалось, что это инструкция на случай, если «Нева» разлучится с «Надеждой» и ей придется идти в Америку самостоятельно.

— Все это так, — сказал Лисянский, — но передайте господину Резанову, что у нас есть договоренность с моим начальником Крузенштерном, как действовать в случае внезапной разлуки.

Встретившись с Крузенштерном, Лисянский рассказал ему о визите Шемелина.

— Опять советник суется куда не следует, — болезненно отреагировал Крузенштерн и сухо заметил Юрию Федоровичу: — Прошу тебя, впредь никаких официальных бумаг от Резанова без моего ведома не принимать…

В конце января обе мачты наконец-то установили, Лисянский доложил о готовности Крузенштерну, но теперь выход задержался по просьбе губернатора. Он привык к русским людям и хотел нанести им прощальный визит. Перед этим он устроил торжественные проводы Резанову. Коробицын живописно заметил об этом в дневнике:

«Посланник наш при выезде из города провожаем был с большой честию. Весь находящийся в городе гарнизонный полк в 3 часа пополуночи собран был к губернаторскому дому и построен от самого дома и до пристани в два ряда фрунтом на расстоянии 100 сажен. По выходе посланника из губернаторского дому проходя срединою построенного фрунта, коим делана была честь с барабанным боем и преклонением знамен. А по отвале от пристани шлюпок с находящейся при городе батареи, равно и в последовании до самого корабля с прочших всех, по пути находящихся, 5 крепостей сопровождаем был пушечной стрельбою».

Противные[39] ветры задержали выход и на другой день. Лисянский с офицерами побывал в последний раз на берегу и подтвердил свое мнение: «Жители острова Св. Екатерины вежливы и принимали нас везде с великой любезностью. Я согласен с мнением Лаперуза, который называет их чрезвычайно честными и беспристрастными».

4 февраля ветер задул с юго-востока, шлюпы снялись с якорей. Едва вышли за северную оконечность острова, пришлось взять рифы — ветер усилился до штормового. Свежий ветер сопровождал их долго, постепенно заходя к северу.

Спустя две недели командир вместе с штурманом Калининым занимался астрономическими наблюдениями, уточнил долготу и вечером, как обычно, читал книгу в каюте. Вдруг резкий удар в скулу подветренного борта накренил шлюп и замедлил ход. Не одеваясь, командир выскочил на шканцы. Вахтенный начальник лейтенант Повалишин показал за корму:

— Мертвый кит, Юрий Федорович.

В кильватерной струе белела громадная туша кита, над ней с криком носились вспугнутые чайки и альбатросы.

— Слава богу! — перекрестился Лисянский. — Провидение отвело от нас беду. Попадись эта махина на пять саженей на ветре — и нам бы не миновать остаться вовсе без мачт. Сломало бы их начисто.

Спрямившись, «Нева», набирая ход, устремилась догонять «Надежду»…

Прошло три дня, погода улучшилась, ветер стих, выглянуло солнце. Шлюпы легли в дрейф, и Лисянский на шлюпке навестил Крузенштерна. Накануне предстоящего плавания вокруг мыса Горн он поделился ближайшими планами с Лисянским:

— Если плавание у Горна пройдет благополучно, я намереваюсь зайти на остров Пасхи и лишь потом направиться к Маркизовым островам.

Лисянский согласно кивнул и предложил:

— Полагаю, минуя остров Штатов, нам следует удалиться наивозможно далее к югу на два градуса, дабы наверняка попасть в Великий океан.

Немного подумав, Крузенштерн согласился…

Чем дальше к югу, тем ниже опускался столбик термометра. Матросам выдали теплую одежду. Все чаще стали попадаться стаи китов. Иногда они заигрывали с шлюпом, подходили почти к борту, пускали фонтаны.

На рассвете 25 февраля вахтенный матрос на салинге крикнул:

— Вижу землю!

Когда рассеялась дымка, Калинин запеленговал крайний мыс и доложил командиру:

— Справа проходим траверз острова Штатов.

Лисянский спустился в каюту, склонился над картой.

Мыс Горн… Одно упоминание навевает многим мореплавателям невеселые мысли… Почти постоянные сильные западные ветры, сопровождаемые жестокими штормами, не изученные подводные течения, частые туманы заставляют многих мореплавателей избирать другой маршрут в Тихий океан, на восток. Иногда их вынуждает к этому стихия. В свое время английский капитан Блай, встретившись здесь с плохой погодой, после тщетных усилий, в течение нескольких недель, принужден был, однако, повернуть назад и спуститься к мысу Доброй Надежды. Потому по договоренности с Крузенштерном решено было спуститься как можно дальше к югу и лишь потом ложиться к весту.

Лисянский прошел в каюту Калинина. Тот корпел над картой, определяя направление дрейфа «Невы».

— Будем спускаться за пятьдесят восьмую параллель, как мы и договорились с Крузенштерном, — сказал командир, — потом повернем к весту. С божьей помощью пойдем к Великому океану.

Поднявшись на шканцы, он предупредил стоявшего на вахте Берха:

— Следите внимательно за сигналами «Надежды». Начинаем спускаться к югу миль на сто, потом повернем на вест. Передавайте сие по вахте…

Спустившись на юг, шлюпы попали в жестокий шторм. Огромные свинцовые волны то и дело укладывали «Неву» на борт и, перекатываясь по палубе, крушили все на своем пути. Сначала выломало доски шкафута, оборвало крепления шлюпок на палубе, и боцман с трудом закрепил их заново. В последний день февраля началась сильная толчея волн, обрушился проливной дождь, сменившийся снегом и градом, такелаж и рангоут покрылись коркой льда…

Довольно красочно описал гнев океана пассажир «Надежды» Федор Шемелин: «Клокочущие и пенящиеся волны его, подобящиеся возвышению и образу Тенерифского Пика, кидали корабли наши с одной на другую, как перо, опуская же оные к подножью своему, верхи свои разсыпали с шумным треском над нашими головами. Корабль, скатываясь с возвышенных валов, как с крутизны высокой горы, ударялся с другой, тому подобный и, тем размахом опрокинутый, черпал боком своим воду; останавливаясь же от сих толчков, принужден допускать догонять себя таковым же, и пенящимися верхами их покрываться с другой стороны; шкафут корабельный постоянно находился под водой, и матросы обливаемы были с головы до ног».

Но Лисянский за десятки лет привык к подобным ужасам и замечает: «Хотя многие мореходцы опасаются обходить мыс Горн, но, по моим наблюдениям, он почти ничем не отличается от всех других мысов, лежащих в больших широтах». И здесь же он поясняет свои доводы: «Я уверен, что, справившись в журналах судов Соединенных Штатов, корабли которых плавают ежегодно этим путем к северо-западным берегам Америки, можно обнаружить гораздо больше успехов, нежели неудач, при обходе мыса Горн. При этом имеется одно только то неудобство, что путешественник, по причине величайшего отдаления этого мыса от населенных мест, лишаясь мачт или претерпевая какое-либо несчастие, не скоро может получить помощь».