Это, конечно, не означает, что все фирмы ведут себя должным образом — они, подобно людям, не идеальны. Среди бизнесменов, как и среди политиков, попадаются разбойники. Есть много случаев, когда компании плохо относятся к своим сотрудникам, населению, живущему вблизи их предприятий, и наносят вред окружающей среде. Кроме того, немало фирм, особенно среди специализирующихся на добыче сырья, «мирно сосуществуют» с режимами стран, где они действуют, — даже диктаторскими и репрессивными. В противном случае им, возможно, вообще не позволили бы вести там бизнес. Однако неподобающие поступки некоторых компаний — еще не повод, чтобы не пускать все крупные корпорации в страну и запрещать им вкладывать капиталы в ее экономику: мы же не ликвидируем полицию из-за того, что некоторые ее сотрудники совершают жестокие поступки, и не депортируем всех иммигрантов, если среди них попадаются преступники. Вместо этого следует привлекать к суду фирмы, нарушающие закон, а в отношении использующих неподобающие методы — применять такое оружие, как бойкот и публичная критика.

Самые серьезные проблемы обычно возникают в тех государствах, которые допускают или даже поощряют безответственное поведение частных компаний. Между государством и частным сектором должна существовать четкая граница. Дело властей — внедрить обязательные для всех корпораций нормы регулирования производственной и коммерческой деятельности. Если компании подчиняются негодным правилам регулирования, следует усовершенствовать соответствующее законодательство, а фирмы, занимающие «соглашательскую» позицию, подвергнуть критике, но не создавать препоны для бизнеса в целом. Решение проблемы — в демократизации государства и разработке справедливых законов, основанных на принципе «ваша свобода кончается там, где начинается свобода другого».

Присутствие транснациональных корпораций в странах с репрессивными режимами часто даже способствует процессу демократизации, поскольку такие фирмы крайне восприимчивы к давлению со стороны западных потребителей — ведь недовольство последних сразу отражается на объемах продаж. Влиять на внутриполитические процессы в Нигерии куда легче путем бойкота компании Shell, чем попытками оказать давление на нигерийское правительство. Намек на это содержится в подзаголовке уже упоминавшейся книги Наоми Кляйн «No Logo: люди против брендов». Кляйн указывает, что за счет многолетней рекламы и хорошей деловой репутации крупные фирмы стремятся создать вокруг своих брендов особую позитивную ауру. Однако тем самым они загоняют себя в угол. Бренды, составляющие их важнейший актив, крайне уязвимы к антирекламе. Активисты общественных движений могут за считаные недели погубить репутацию бренда, которую компания создавала десятилетиями. По-хорошему Кляйн должна бы понимать, что это аргумент как раз в пользу капитализма, — ведь в случае недостойного поведения в любой области на корпоративных гигантов легко оказать давление. Уличный торговец может обмануть вас, зная, что больше вы никогда не встретитесь, но для крупных брендов респектабельность — синоним выживания. Они должны выпускать качественную, безопасную продукцию, заботиться о собственных работниках, потребителях и экологии, иначе им не сохранить свою деловую репутацию. Негативное отношение означает для них гигантские убытки[126].

Кроме того, как отмечает журнал Economist, корпорации в нравственном отношении часто стоят выше, чем среднее правительство. Большинство корпораций разрабатывают соответствующие инструкции и требования в отношении защиты окружающей среды и недопущения сексуальных домогательств, которые действуют даже в тех странах, где эти понятия еще не вошли в обиходную лексику. Большинство фирм без колебаний уволили бы председателя правления, если бы тот оказался замешан в публичном коррупционном скандале, подобно бывшему германскому канцлеру Гельмуту Колю, или обвинялся в сексуальных домогательствах и сомнительных финансовых операциях, как бывший президент США Билл Клинтон. Тем не менее оба этих деятеля вышли сухими из воды — а ведь они возглавляли два самых демократичных и стабильных государства западного мира[127].

Отличным примером того, что иностранные фирмы могут служить каналом передачи опыта и идей, способных оказать революционное влияние на экономику государства, служит развитие швейной промышленности в Бангладеш. В 1970-х годах местный предприниматель Ноорул Куадер наладил сотрудничество с южнокорейской фирмой Daewoo, которая продала ему швейные машины и обучила рабочих. После того как Куадер открыл свое предприятие в Бангладеш, Daewoo за 8 % от дохода в течение года помогала ему организовать маркетинг и давала рекомендации по внедрению новых методов производства. В 1980 году, на момент начала производства, на этом предприятии работало 130 местных квалифицированных рабочих и двое инженеров из Южной Кореи; правительство Бангладеш, проводившее в целом протекционистскую политику, признало экспортное производство готового платья «особой» отраслью, освободив его от ограничений. Каждый год выпуск продукции удваивался, и к 1987 году компания продавала уже 2,3 миллиона свитеров на 5,3 миллиона долларов. К тому времени 114 из 130 работников, с которыми фирма начинала, уже открыли собственные швейные предприятия, и в результате оказалось, что в Бангладеш, где прежде не было ни одного предприятия по пошиву готового платья на экспорт, теперь их уже 700. Сегодня количество таких фирм утроилось, и пошив одежды стал крупнейшей отраслью промышленности Бангладеш: на ее долю приходится до бо% экспорта страны. На швейных предприятиях работает более 1,2 миллиона человек, из которых 90 % составляют женщины, приехавшие из нищих деревень в поисках более стабильной, лучше оплачиваемой работы (для сравнения: общее число промышленных рабочих в Бангладеш — 6,2 миллиона). Хотя условия труда на этих предприятиях оставляют желать лучшего, новая отрасль дает людям дополнительные возможности выбора и способствует повышению зарплаты — в том числе и в традиционных отраслях, где работодателям теперь приходится думать о стимулах для привлечения рабочей силы[128].