Майор Келли в своем отчете писал: «Во время этой беседы Гесс вел себя гораздо дружелюбнее, чем до нее и после нее. Ему очень льстили мои замечания о том, что в нем погиб талантливый актер, и он был необыкновенно счастлив, что ему удалось обвести вокруг пальца всех».

Но товарищам Гесса по заключению было не до смеха. Геринг просто кипел от ярости. Он, конечно, радовался, что Гесс сумел обмануть судей, но его возмущало то, что он надул и его. Фон Ширах считал, что так, как Гесс, ведут себя только ненормальные. Он тоже был доволен, что Гесс посадил в лужу медицинских экспертов, а с их помощью – и весь трибунал, но сожалел, что ведущий нацист уронил свое достоинство. Фон Риббентропа заявление Гесса потрясло до глубины души, и он никак не мог прийти в себя и всем говорил:

– Он не узнавал меня. Я смотрел на него. Говорил с ним. Но у него было такое выражение, будто я ему совсем незнаком. Сыграть это совершенно невозможно. Меня ведь нельзя обмануть.

Штрейхер без обиняков заявил:

– Поведение Гесса – это позор и издевательство над германским народом.

Но суд продолжался, и Гесс не мог скрыть, что в его памяти имеются серьезные провалы и он страдает от галлюцинаций. Он пытался воздвигнуть защитный барьер между собой и остальным миром и демонстрировать безразличное отношение ко всему, что его окружало, вытягивался по стойке «смирно» во время допросов, отказывался пожимать руку и отвергал любые другие дружеские авансы. Он подозревал всех и вся. Когда доктор Джин Дилей попросил его расписаться, он отказался, мотивировав это так:

– Мою подпись могут использовать на любом документе, опубликованном мне во вред.

Один из охранников в тюрьме коллекционировал автографы военных преступников, платя им за это по доллару. Он попросил Гесса дать ему автограф и протянул долларовую бумажку. Бывший заместитель фюрера отошел к стене и медленно разорвал этот доллар на мелкие кусочки.

– Наши германские подписи бесценны, – заявил он.

В декабре 1945 года Гесс снова стал жаловаться, что в его пищу добавляют яд. В разговоре с майором Келли он признал эти мысли очень странными, но заявил, что избавиться от них не может.

– Даже сейчас они временами приходят мне в голову. Я смотрю на кусок хлеба или на какую-нибудь другую еду, и неожиданно у меня появляется мысль, что они отравлены. Я пытаюсь разубедить себя, но иногда решаю эту проблему тем, что отодвигаю этот кусок на другую сторону тарелки. Если же я заставляю себя съесть его, то у меня тут же начинаются сильные боли в животе или кружится голова.

Охранники, которые каждый день обыскивали его камеру, постоянно находили кусочки пищи, тщательно завернутые в бумагу и спрятанные в разных местах.

Однажды Гесс в тюремном дворе подошел к Герингу и спросил его, слышит ли он звук какого-то механизма, работающего под их камерами. Геринг заявил, что это работает электрогенератор, на что Гесс ответил:

– Я уверен, что этот мотор был специально установлен для того, чтобы не давать нам спать по ночам и довести нас до нервного срыва на суде.

Геринг отмахнулся от его подозрений, но позже заявил об этом инциденте властям, добавив, что Гесс, без сомнения, сумасшедший.

После этого Геринг стал заявлять всем, что Гесс всегда был слегка не в себе. По этой причине он, Геринг, категорически возражал против назначения Гесса вторым заместителем фюрера. Он говорил, что в тот день, когда Гитлер объявил о германском вторжении в Польшу, фюрер назвал Геринга своим преемником и добавил, что если с Герингом что-нибудь случится, то Германией станет управлять Гесс. Геринг был в шоке от этих слов. После того как Гитлер закончил свою речь, он отвел фюрера в сторону и сказал, что Гесс для такой ответственной работы не годится. На это Гитлер ответил, что Гесс – его старый друг и должен получить награду за свою напряженную работу. В конце концов, добавил язвительно Гитлер, когда Геринг станет руководителем страны, он может назначить своим преемником кого захочет.

Бальдур фон Ширах тоже считал, что Гесс не соответствовал той высокой должности, на которую его поставил фюрер. Он полагал, что Гесс, тихий, застенчивый человек, испытывал комплекс неполноценности по отношению к таким сильным личностям, как Геринг и Гитлер, и мечтал совершить какой-нибудь подвиг. Фон Ширах был убежден, что именно этот комплекс неполноценности и заставил Гесса совершить полет в Шотландию – благодаря этому он рассчитывал стать самым важным человеком в мире, затмив собой Геринга и Гитлера.

Эрнст Вильгельм Боле говорил: «Гесс не мог развернуться во всю ширь – ему приходилось довольствоваться лишь речами, в которых он поздравлял многодетных мамаш. Он делал вид, что это ему нравится, но каждую свою речь он просто выдавливал из себя».

В Boxing-day (день на святках, когда, по английскому обычаю, слуги, письмоносцы и посыльные получают подарки. – Ред.) 1945 года к Гессу пришел доктор Гилберт и спросил:

– Как дела с вашей защитой? Можете ли вы сконцентрировать свое внимание?

– Я очень быстро устаю, – ответил Гесс. – Я не могу сосредоточиться в течение длительного времени. Мне надо часто делать перерывы, ложиться или прекращать работу. Во время перерывов в судебных заседаниях я стараюсь беречь свои силы, иначе вообще не смогу продумать ход своей защиты.

В другом разговоре с доктором Гилбертом, состоявшемся 6 января 1946 года, Гесс сказал:

– В первый раз, когда я в Англии лишился памяти, это было по-настоящему. Я считаю, что это было вызвано постоянной изоляцией и потерей всех иллюзий. Следующий раз, когда я потерял память, я просто притворялся.

Доктор Гилберт спросил Гесса, была ли притворной его амнезия в Нюрнберге.

– Если бы я не пережил действительной потери памяти, я не смог бы так хорошо изображать амнезию, – ответил Гесс. – Я бы просто не знал, как это делать.

– Я понимаю вас, – кивнул доктор Гилберт. – Сначала делаешь вид, что страдаешь от амнезии, а потом и вправду теряешь память.

Гесс с живостью согласился:

– Иногда самому бывает трудно понять, прикидываешься ли ты или вправду потерял память, поскольку ничего не можешь вспомнить. Вот и все.

– Скажите, вы начали узнавать Геринга и других еще до того, как к вам вернулась память или уже после того? – спросил доктор Гилберт.

– Я думаю, встреча с ними в зале суда и наши прогулки помогли активизировать мою память после начала суда, – ответил Гесс. – Потом в зале заседаний все вдруг сразу прояснилось, в тот самый день, когда вы со мной заговорили, но я все еще сильно уставал, если приходилось много думать. Даже сейчас я чувствую, что этот разговор утомил меня и мне хочется прилечь.

Потеря памяти у Гесса становилась все более заметной. 20 января он был подвергнут тесту TAT в своей камере. Доктор Гилберт показал ему ряд карточек, которые он уже видел в тот же самый день. Гесс был искренне шокирован, когда ему сказали, что эти карточки ему уже показывали, – он не запомнил ни одной. Он улегся в кровать, оперся на локоть и спросил: