Лали запрыгивает в машину, как только слышит позади мой голос. Я вижу, как ее авто срывается с места, и в груди все стягивает пружиной. Она же пила. В таком состоянии куда-то помчалась. Чёрт! Тошнота подкатывает к горлу от дурного предчувствия. Нет, я не могу так. Я не могу допустить, чтобы она пострадала. Запрыгиваю на байк и, не помня себя от волнения, срываюсь за ней.

Полоса дороги, разделительная, и блеклый свет редких фонарей. Только сейчас замечаю, как сильно льет дождь. Холод пробирает до костей, но я выжимаю из байка все, что он может.

— Остановись! Лали! Сбавь скорость! — кричу, поравнявшись с ее машиной. Метнув на меня испепеляющий взгляд, девушка втаптывает педаль газа, вырываясь вперед. Черт! По спине пробегает озноб. Во второй раз за всю жизнь мне страшно. Предчувствие… мерзкое, облепляющее мое тело как вторая кожа. Оно пробирается внутрь, распространяясь по внутренним органам. Лали вырывается вперед, а я переношусь назад. В события двухгодовалой давности. Был такой же дождь, и та же ночь… и та же дорога. И я был так же зол, как она сейчас…

Мотор подо мной ревет. Я выжимаю из него последнее. Я должен, во что бы то ни стало, догнать ее. Я должен убедиться, что она доберется домой в полном порядке. А там пусть хоть на хер пошлет и больше не встречается мне на пути. Пусть будет счастлива с блядским Арсом! Пусть и дальше ненавидит меня!

Я практически равняюсь с ней. Кричу, чтобы остановилась. Но Лали упрямая, как баран. Показывает мне средний палец, обгоняя. Она продолжает смотреть на меня и что-то кричать. А я поворачиваюсь вперед, на дорогу, и мои глаза слепит свет фар. Машина. Она на встречке… и ее заносит. Черная иномарка летит прямо на Лали. А девушка продолжает смотреть на меня. Все происходит в считанные секунды. Лали оборачивается, видит несущуюся на нее машину. А я понимаю, что столкновения не избежать. Водитель машины не справляется с управлением, его начинает крутить. Мокрый асфальт — та еще дрянь. Кровь стынет в жилах, когда я понимаю, что предчувствие не обмануло, и я могу потерять ее. И я понимаю, что, бл*дь, не прощу себе, если это случится. Мотор взвывает подо мной, я вырываюсь вперед. Огибаю машину Лали, лечу прямо на свет фар. В бочину машины. Клянусь, я слышу крик Лали. Я слышу ее слезы, чувствую, как ей страшно. Но я и страх ее заберу, не оставлю ни капли.

***

Боль. Адская, удушающая. Байк вылетает из-под меня. Я на асфальте. Кровь заливает глаза. Тошнит. Я не могу вдохнуть, вся рубашка мокрая… Но она рядом, и я цепляюсь за мерцающий блеск в ее заплаканных глазах. Я спасаюсь в них от боли…

Мы в скорой. В глазах постоянно темнеет, но все это полная хуйня. Лали. Моя девочка, моя родная. Жива, здорова. Снова в глаза ее смотрю. Она плачет. Шепчет мне что-то так нежно, что сердце сжимается. Я не могу шевелиться. Каждый вдох приносит невыносимую боль, но я сосредотачиваюсь на ощущении ее руки в своей. Я сжимаю ее так сильно, как могу. Я хочу побыть с ней напоследок. Хочу почувствовать ее перед разлукой. Чтобы, даже если сотрут память, я помнил ее. Чтобы она въелась в мой сломанный мозг. Ей страшно. Но Лали не о чем бояться. Я хочу сказать ей это, я хочу сказать, что я больше ничего не боюсь.

Я не спас их. И это убивало меня. Не давало жить. Но я, наконец-то, понял, для чего я остался здесь. Лали. Ее жизнь теперь в безопасности. Она будет жить. И это самое важное. Я хочу сказать ей, как сильно люблю ее. Я знаю — вижу ее в последний раз. Во рту привкус крови — и это конец. Но так надо. Не нужно плакать, Лали. Маленькая моя. Моя девочка, умница. Моя сладкая.

Перед глазами всплывает лицо врача. Он что-то спрашивает у меня. Говорит четко, громко, едва ли не по буквам. Эй! Я не умственно отсталый! Вот только ответить выходит сорванным шепотом.

Я слышу их голоса. Докторов. Слышу, как Лали звонит кому-то. Плачет. Сука, почему она плачет?! Моя девочка не должна быть расстроена. Пусть лучше ненавидит меня. И где долбанный Арс, почему она все еще одна?!

— Аллергия есть? Ты меня слышишь? На меня смотри! — сыплются вопросы новых лиц в белых халатах. Один из них пытается приподнять меня, отчего меня накрывает новой волной боли. Он хочет натянуть на мою шею и грудь шину. Меня колотит от боли, и они скручивают меня. Чертовы уроды!

— Вколите что-нибудь, больно, — прохрипел еле слышно. Силы покидали, а боль затапливала.

— Терпи, скоро приедем.

Я отключался. Кратковременно. Потом приходил в себя. После третьего раза я очнулся уже в больнице. Меня везли по коридору. Перед глазами — белый потолок. Ее руки больше не ощущалось.

— Лали… — прохрипел, пытаясь позвать. Стало страшно. Без нее. Мне не хотелось умирать. Но я не идиот. Даже в таком состоянии, и судя по выражениям их лиц, я понимал, что дело дрянь.

Меня завезли в какое-то помещение. Напоминало кабинет рентгена.

— Хватит, лучше не будет. Я разберусь на месте, — раздался мужской голос. Он был сосредоточен, но даже так я узнал его. Макс.

А потом заговорил еще один врач. Его голоса я не узнал.

— Ты будешь вести операцию? Выглядишь ты не совсем собранным, — в голосе второго слышался укор.

— И что, бл*дь?! Что ты собираешься сделать?! А?! — Макс был зол. Я никогда еще не слышал, чтобы он кричал на кого-то. Но сейчас он орал так, что, несмотря на охренительный шум в голове, мои уши заложило.

Евграфов подошел ко мне. Он стоял у изголовья. Мне хотелось спросить у него, что за хрень со мной? Хотелось подбодрить его. Какого он такой злой? И вообще, как оказался здесь. Но сил не хватало ни на что.

— Ты же понимаешь, Максим, у нас нет такого оборудования. Мы не ортопедия. Ногу не восстановить… — послышался шелест бумаг. А потом, словно взрыв, рев Евграфова.

— Пошел ты на хуй, понял!? У этого парня будет нога. И я, бл*дь, сделаю все, чтобы так и случилось!

— Ты же понимаешь, что это риск, — вторил ему второй. Он тоже был зол. — Ты нарушаешь протокол. Ты не имеешь права проводить операцию.

— А ты останови меня… Ну?

— Что ж, Макс. Я хотел как лучше. Но теперь я умываю руки.

Меня снова куда-то покатили. Несколько медсестер срезали одежду прямо с меня. Операционная. Яркий свет ламп, прямо как там, на дороге, фары той машины ослепили меня. Что-то вкололи, поставили датчики. А я, как ненормальный, все это время высматривал Макса. Даже в настолько поломанном состоянии рядом с другом мне спокойно.

Наконец-то лицо Евграфова склонилось надо мной. Он был весь в белом, даже лицо спрятано за маской. Но я знал, это он. Наклонившись надо мной так, что я мог слышать его, он заговорил.

— Все будет нормально. Помоги мне, — друг сжал мою ладонь.

— Лали… — прохрипел еле слышно. Но он понял, о чем я говорю.

— С ней все в порядке. Она вызвала меня. Сейчас нужно тебя выручать.

Макс исчез. А через пару секунд показалось лицо другого мужика. Он тоже был в маске. Анестезиолог.