Далее я повел себя необъяснимо, безрассудно. Опустившись на четвереньки, взобрался на груду красочных книжек – иллюстрированных энциклопедий и альбомов с картинами великих художников. По книгам я прополз к письменному столу школьника, изрисованному синими чернилами, и, прячась за ним, подобрался к детской тахте. Легко перемахнув тахту, повалил плюшевого тигра набок и сильно схватил его зубами за шею. В азарте я издал тихий рык, удушая неподвижную жертву как саблезубый зверь. Острые клыки вспороли мохнатый плюш. Мне в рот набилась вата. Желудок удивленно заурчал, вопрошая: “Где же кровь?”

– Гав! – окликнул меня Кампай.

Я будто вырвался из объятий глубокого сна. Отпустил плюшевую добычу, медленно приподнялся от пола. Пес глядел на меня с недоумением и укором. “Что с тобой, дружище? – спрашивали его печальные глаза. – Ты в своем уме?”

Мне стало невыносимо стыдно перед ним. Собаке простительно трепать и грызть мягкие игрушки. Но Кампай сидел с задумчивым видом у порога, а я, испуганно оглядываясь и плюясь ватными комочками, бочком отступал от плюшевого тигра, на шее которого зияла серовато-белая рваная рана.

Со мной и вправду случилось что-то не то. Так что же именно? С чего это я впервые за полтораста лет скатился до недопустимых глупостей?

Подбирая разумное оправдание произошедшему, я пришел на кухню и заглянул в холодильник. Охота на игрушечную дичь разожгла мой аппетит. Во рту горело от жажды крови.

“Цесарки ирландские полужирные”, – разве можно устоять перед деликатесом со столь заманчивым названием?

– Как жизнь твоя, старинный мой приятель? – от прозвучавшего наяву до боли знакомого голоса я выронил банку из рук, и она вдребезги разбилась о плитку из искусственного мрамора. – Все страдаешь от неугомонности творческой натуры да лакомишься де-ликан-тесами, недоступными простым вампирским обывателям?

Я уставился на Лаврентия, не замечая разливающейся вокруг меня кровавой “маленькой Венеции”. Мой злейший враг будто сошел с последнего прижизненного портрета – чрезмерно тучный, с умасленными волосами, он сидел на угловом диване, развалившись и закинув ногу на ногу. Одет он был в точности как на картине – в костюм-тройку из английского сукна, и так же держал золотую трость в правой руке, а над карманом жилетки у него висели круглые ювелирные часы на цепочке. Настоящий призрак капитализма!

– Вон отсюда, – собравшись с духом, прорычал я.

– Э-э-э. Погоди ощетиниваться, Тишка, – призрак поставил обе ноги на пол. – Никто и никогда меня не выгонит из построенного мной дома. Ишь ты какой проворный! Я тут все до мелочей планировал, проекты рисовал. Кружочками на карте отмечал в саду плодовые деревья. Треугольниками и ромбами – елки и сосенки. Шестигранниками – розарии. Трапецией поставил виноградник… Вишь, на зависть вышла геометрия. Поныне все цветет, плодоносит, благоухает… Одним словом, пышет!

Лаврентий встал с углового дивана, опершись на золотую трость, и двинулся ко мне.

От страха я забыл про скользкий пол на кухне. Попятился и, поскользнувшись, угодил в лужу деликатесной цесарочьей крови.

– Дом приукрасился! Услада взора! Дивная картина! – Лаврентий с упоением наблюдал, как я кувыркаюсь в несъеденном обеде, пытаясь встать на ноги. – Хвала моим рачительным потомкам! Повсюду роскошь! Блеск! Приятнее всего мне, что в убранстве каждой комнаты иль залы проклевывается зерно изысканного вкуса!

– Молчи, мерзавец, – мне удалось подняться, и я пригнул голову в боевой вампирской стойке.

– Ишь, напугал, – враг лениво развел руками, и открывшаяся сама собой дверца холодильника с невероятной силой ударила меня по носу.

Я захлопнул ее и проверил, цел ли нюхательный аппарат. Нос уцелел, но из него текла кровь.

– Стой и слушай, – рявкнул напыжившийся Лаврентий. – На чем я остановился? Ты, окаянный, меня с мысли сбил, – призрак почесал указательным пальцем щеку. – Ах, да! Я вот чего желал сказать… Подумать бы – смотри, граф Поликарпов, как протекает жизнь в твоем любимом гнездышке, и радуйся. Да не пришлось мне вечность спокойно париться в аду. Завелись вредители в усадьбе. Лопают мои яблоки и груши, клубнику и малину, дрыхнут на моей царской кровати с балдахином, да еще удумали запустить в дом громадного пса. Каждый день он пачкает мою кушетку. Я ненавижу собак! Презираю! Могу их только есть на ужин, больше не воспринимаю ни в каком качестве. И этого всего вредителям показалось мало. Решили они умыкнуть мой клад втихомолку. Так вот что я скажу: накоси-выкуси.

Лаврентий показал мне кукиш.

– Клад мой, – не побоялся возразить я. – Ты у меня его украл, мошенник.

– Ты сам его сперва украл, – напомнил призрак. – Тебе кичиться нечем. А в конечном счете клад стал моим.

– Тебе меня не напугать, – я встал подальше от опасных дверец и внимательно следил за столовыми приборами. Если они пустятся в полет, я сумею с ними справиться.

– Восхищен героической храбростью атамана, от которого разбежалась вся шайка, – Лаврентий показал верхние клыки в наглой ухмылке. – Ты, Тишка, мной довольно покомандовал. Пришел мой черед стать генералом. Ну-ка, расскажи, понравилось придуманное мной сафари? Ты весь в моих руках, и никуда тебе не спрятаться.

– Поживем – увидим, – я скрывал ледяной страх, ползущий от промокших ног к сердцу. – Тебе, наверное, обидно, что я живой, а ты давно себе могилу выкопал. Как вовремя ты явился, Лаврушка! Я все хотел разузнать, хорошо ли кормят постояльцев в аду. Ответь мне, подают тебе на ужин ягнячью кровь в серебряной чаше, согретую адским пламенем, или приносят жаворонков в сметане, поджаренных на чертовой сковородке?

– В аду нет еды, – оскорбленно выпалил Лаврентий.

– Право слово, ты меня расстроил, – я задумчиво погладил подбородок. – Не представляю, как можно без еды прожить.

– Тишка! Ты чего! – Лаврентий испугался не на шутку. – Неужто ко мне собрался? Не смей, слышишь? У меня и так не жизнь, а мука адская. Тебя мне только не хватало для пущего мучения… Ты лучше там… живи подольше…

На кухню с лаем вбежал Кампай.

Лаврентий как живое существо шарахнулся от разъяренного пса.

– Но кобеля съешь. И про клад забудь, – растворяясь в воздухе, сказал напоследок призрак.

Я с трудом успокоил Кампая. Пес носился из угла в угол в поисках чужака и нюхал мебель, разнося кровавые пятна по кухне.

– Не подходи ко мне близко, Кама. На всякий случай, – я опасался, как бы не повторилась история с плюшевым тигром.

Помахивая деревянной ложкой как палкой для апорта, я сумел отвлечь пса от погони за призраком. Бросил в коридор ложку, и разогнавшийся мастиф едва не сбил с ног Юми. Она увернулась красивым пируэтом, как в постановочном бою.

– Чего уставился на меня как на привидение? – Юми не представляла, насколько близки ее слова к правде.

Ее наряд напоминал пижаму: розовая майка из искусственной кожи с забавной аппликацией пушистой кошачьей мордочки, серые трикотажные леггинсы. Волосатые наушники цвета фуксии, спущенные на шею.