— Умею. — Консультант Гриша обидчиво задвигал бровями. Он воображал, будто его птичий язык и есть русский. — Проще говоря, мы должны успокоить Запад. Напомнить, что генерал на высшем государственном посту — явление вовсе не уникальное в мировой практике и потому не обещающее международных конфликтов. Как только мы обозначим эту бесспорную преемственность, напряжение будет редуци... уменьшено.

Идея консультанта еще не перестала казаться мне туманной и чересчур заумной, но в этом тумане уже кое-что смутно прорисовалось. То ли дорожка в зыбкой топи, то ли отблеск света в конце туннеля.

— Давайте подробнее, — распорядился я, — во всех деталях. Мне необходимо хорошенько вникнуть.

— Каждый государственный визит Генерала, — продолжил слегка приободренный Белов, — будет распадаться на две части: официальную и, так сказать, историческую. Вторая для нас важнее... Например! — Консультант шагнул к столу и вернулся обратно к карте уже с кипой бумажонок. — Например, Париж. Утром — приземление в аэропорту Орли, в первой половине дня — прием в Елисейском дворце. Но вот после обеда — обязательная поездка в деревню Коломбс-ле-Дез-Эглиз... — Лейтенант запаса с явным удовольствием воспроизвел длинное французское название.

— Что еще за деревня? — удивился я.

— Место захоронения бывшего президента Французской республики генерала Шарля де Голля, — радостно отбарабанил консультант. — Здесь я запланировал символическое возложение венка, генералу — от Генерала. То есть, равному — от равного, согласно феодальной иерархии. Таким образом, мы безболезненно вписываемся в европейский контекст.

Вязкий туман понемногу начинал рассеиваться. И верно, нашему Григорию нельзя было отказать в находчивости.

— А что дальше? — полюбопытствовал я.

— Та же самая методика, — охотно ответил консультант. — Исламабад: утром — прием во дворце Бхутто, а после дневного намаза — поездка в пригород Карачи, возложение венка к усыпальнице экс-президента Пакистана генерала Зия-Уль-Хака. Вашингтон: с утра — встреча с президентом в Белом доме, днем — визит на Арлингтонское кладбище и десять минут в почетном карауле возле мемориала бывшего президента Соединенных Штатов генерала Айка... то бишь, Дуайта Эйзенхауэра. Буэнос-Айрес и Асунсьон — та же самая схема: вначале тет-а-тет с нынешними президентами Аргентины и Парагвая, потом, соответственно, — цветы на могилы экс-президентов генералов Перона и Стресснера. Последняя точка у нас Сантьяго. До обеда, как и положено, официальный прием в президентском дворце, а по окончании сиесты...

— ... возложение венков, — не задумываясь, закончил я. — Понятно.

Штатский консультант вежливо покачал своею нестриженой головой.

— В Чили будет небольшая корректировка ритуала, — извиняющимся тоном проговорил он. — В связи со временным, если можно так выразиться, отсутствием усыпальницы...

— Ну да, верно, — с опозданием припомнил я. — Генерал Аугусто еще жив, цветы класть некуда. Обидно, красивая церемония пропадает.

— Я тут придумал кое-что на замену, — неуверенно предложил Белов. — Часах в двух лета от побережья Чили находится остров Пасхи, а на нем — такие всемирно известные каменные изваяния. Наш Генерал и генерал Аугусто могли бы арендовать «Боинг», слетать на остров и возложить венки к любой из статуй, на выбор... Правда, после того случая в Англии генерал Аугусто больше не рискует покидать свою страну, но эта островная территория — юридически еще в границах Чили. Сложностей быть не должно.

— И кому поставлены эти памятники? — осведомился я.

— Никто уже не знает, — пожал плечами консультант. — Древние они очень, каждому по полторы тысячи лет.

— Тогда не стоит, — подумав, решил я. — Слишком почтенный возраст. Сами ведь мне говорили: «равному — от равного», феодализм и все такое прочее. А наш Генерал значительно моложе.

Белов рукою взлохматил и без того лохматую прическу. Вытащил из кармана очки, нацепил, опять снял.

— Моложе, — после долгой паузы признал он. — Да, в некотором смысле принцип равенства будет нарушен. И как это я сам не сообразил? У меня ведь по аналогичной причине выпали из списка Испания и Ливия. И там, и там по-своему нарушается паритет...

— Ну-ка поясните, что вы имеете в виду, — велел я.

Для меня слово «паритет» означало равное количество ядерных боеголовок у нас и у вероятного противника.

— Недалеко от Мадрида есть приличная гробница, — пояснил Гриша, — бывшего испанского президента Франко. Но он перед смертью успел произвести себя в генералиссимусы, и кортесы это узаконили. Выходит, покойный каудильо теперь старше нашего по званию. Не очень корректно.

— Генералу наверняка это не понравится, — признал и я. — Стало быть, откладываем Испанию до лучших времен. А как там в Ливии... или где там?

— В Триполи имеет место неувязка обратного свойства, — развел руками консультант. — Президент Муамар Каддафи — по званию всего-навсего полковник. К тому же, его политическое лицо многим не внушает...

— Ну и пес с ним, с Муамаром, — без малейшего сожаления отмахнулся я. — Мне тоже не внушает. Вычеркиваем. — Вслед за фамилией ливийского президента я разом вспомнил и физиономию этого волосатика, которую видел в каком-то журнале. С такой гривой на голове носить фуражку — значит, оскорблять военную форму.

Я еще раз окинул взглядом карту с флажками. Все-таки числом их было маловато, а в Азии почти не было. Кругосветка будущего президента получалась скособоченной.

— Имелся еще запасной вариант, на Дальнем Востоке, — заметил Белов, проследив за моим взглядом. — В Южной Корее президентами были целых два генерала, Чон и Ро. Но оба они... как бы помягче сказать...

— Да, знаю. Не повезло им, — признал я. Там, где делают высококлассную радиотехнику, крайне сурово обошлись с бывшим начальством. Невзирая на их заслуги, погоны и мундиры. — Отрыжка демократии, будь она неладна. Они все еще сидят?

Про себя я решил, что Южная Корея будет последней страной, куда Генерал, сделавшись президентом, нанесет официальный дружественный визит. На редкость отсталая республика. Никакой передовой «Самсунг» не может перевесить такого отношения государства к своим высшим военным чинам.

— Их выпустили, — сообщил мне Белов. — По амнистии. Но теперь они не имеют права... — Гришину фразу прервал на середине осторожный стук в дверь секретной комнаты.

Я высунулся наружу. Как я и думал, стучал мой адъютант Дима Богуш.

— Виноват, что побеспокоил, товарищ полковник, — предупредительно сказал он. — Есть свежий факс с Кавказа. Только опять дефектный.

Оставив консультанта сторожить карты с флажками, я быстрым шагом проследовал в комнату к факс-аппарату и там, на месте, изучил бумажку. После часового глухого молчания аппарат связи вновь подал признаки жизни, но опять-таки невнятные. Помехи превратили строчку на листе в абстрактную картинку, где с трудом угадывались лишь первые два слова.