Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, дорогая. У нас гость, — сообщил ты, будто я сама этого не видела.
Любой разглядел бы выражение ужаса на моем лице, он-то точно, но ты просто не можешь этого сделать. Тем не менее, я надеялась, что тебе каким-то другим способом удастся уловить мой крайний дискомфорт. Иногда ты проявляешь эмоциональный интеллект лягушки с поврежденным мозгом.
Вы оба уставились на меня, ожидая, что я заговорю, но что я могла сказать? Один из вас был совершенно не осведомлен о ситуации, в то время как другой, казалось, был только рад этому.
— Смотри, это новая книга Генри! — Ты держал в руках ярко-красное издание в твердом переплете и выглядя таким довольным, будто сам написал ее и намеревался получить золотую звезду.
Генри с ложной скромностью пожал плечами:
— Вероятно, она не в вашем вкусе.
— Вообще-то это действительно так. Мне достаточно ужасов в реальном мире, — ответила я. Возможно, ты не в состоянии прочитать мои эмоции, но я прекрасно разбираюсь в твоих, и, если бы взгляды могли убивать, я уже была бы в морге. Напряжение прямо-таки висело в воздухе, неудивительно, что Генри заметил это.
— Простите за вторжение. В прошлом году я продал лондонскую квартиру и уехал в свое шотландское убежище, где и живу постоянно. Вы с Адамом непременно должны навестить меня! Завтра у меня встреча в городе с моим издателем, но в последнюю минуту возникла проблема с бронированием отеля, и ваш муж настоял, чтобы я остановился у вас… — Я никак не прореагировала, и он после паузы закончил: — …однако я не хочу мешать. Я всегда могу…
— Вам здесь более чем рады. Не так ли, дорогая? — прервал ты его, сверля меня взглядом.
— Разумеется, — согласилась я. — На самом деле я просто заскочила переодеться и сейчас отправляюсь на встречу с подругой. Надеюсь, вы прекрасно проведете вечер.
Я чувствовала себя нежеланным гостем в собственном доме.
Я практически взбежала по лестнице и собрала сумку. И провела все выходные с коллегой. Мы посетили художественную галерею, на следующий день — театр. Я чувствовала себя живой, счастливой и свободной. В последнее время я наслаждаюсь ее обществом чаще, чем твоим. Она тоже предпочитает людям животных, поэтому начала работать волонтером в «Приюте для собак Баттерси». Она слушает меня, смеется над моими шутками и не заставляет меня все время ощущать себя второсортной. Правда, она слишком любит готовить в микроволновке и есть на обед консервы — я никогда не видела, чтобы она ела салат или что-нибудь зеленое, — но никто не идеален, и в жизни есть много вещей похуже, к которым можно пристраститься.
Вернувшись домой вечером, я почувствовала облегчение, не обнаружив Генри. Мне стало грустно от того, что тебе, похоже, все равно, где я была и с кем. Ты знал, что это подруга с работы, но даже не спросил, как ее зовут. Вместо этого ты просто уставился на меня со странным выражением на лице.
— Что случилось? — спросила я, лаская Боба, который явно скучал по мне больше, чем ты.
— Все в порядке, — произнес ты тем угрюмым мужским тоном, который означал, что что-то не так. — Ты изменила прическу?
— Просто подстриглась.
Мои волосы, в отличие от моего лица, ты узнаёшь и, кажется, тебя всегда немного беспокоит, когда я в них что-либо меняю. По правде говоря, они теперь короче всего на дюйм и чуть более яркие, чем раньше, но приятно чувствовать, что на тебя обращают внимание. Мне захотелось немного побаловать себя, я ведь это заслужила, однако по твоему лицу я поняла, что ты думаешь о чем-то другом.
— Ты предпочитаешь сейчас рассказать, что тебя беспокоит, или после ужина? — уточнила я.
— Меня ничего не беспокоит. — Ты надулся, как избалованный ребенок. — Я сегодня закончил свой сценарий… и подумал, не захочешь ли ты выпить в пабе, чтобы отпраздновать это событие? — Я собиралась вежливо возразить, что устала, но ты предвосхитил мой отказ, добавив: — Кроме того, я подумал, вдруг ты захочешь его прочитать, прежде чем я отправлю своему агенту?
И просьба не просто звучала в твоем голосе, она была в твоих глазах.
Ты все еще нуждался во мне.
Несмотря на всех коллег и друзей-писателей в Лондоне и Лос-Анджелесе, тебе все равно небезразлично мое мнение. Совсем как тогда, когда мы только встретились.
— Вот уж не думала, что я все еще твой первый читатель, — ответила я, в свою очередь демонстрируя обиду.
— Конечно. Твое мнение всегда имело самое большое значение. Как ты думаешь, для кого я в действительности пишу все эти истории?
Я очень старалась не заплакать.
— Для меня?
— Практически всегда.
Это заставило меня улыбнуться.
— Я подумаю.
— Может, игра «камень-ножницы-бумага» поможет тебе принять решение?
— Может, нам стоит сыграть в нее на что-нибудь другое? — возразила я, заставляя себя посмотреть тебе в глаза.
— Например?
— Например… стоит ли нам все еще быть вместе?
Это заинтриговало тебя — даже больше, чем прическа, — и ни один из нас тогда не улыбался. Не знаю, что я ожидала от тебя услышать, но это было не…
— Ладно. Давай сделаем это. Игра в «камень-ножницы-бумага» решит будущее нашего брака. Если я проиграю, все кончено.
Я больше не была уверена, кто из нас шутит и шутит ли вообще. Ты всегда позволял мне выигрывать, когда бы мы ни играли в эту игру. Мои ножницы каждый раз разрезали твою бумагу. Каждый. Раз. Я не знаю, почему мне захотелось, чтобы на этот раз было по-другому, но моя рука приняла новую форму. К моему удивлению, твоя тоже.
Сначала мы оба изобразили камень, и это была ничья.
Но если бы я не изменила привычный ход вещей… ты бы победил.
На втором этапе мы оба выбрали бумагу.
Поскольку ставки были значительно выше обычных, третий раунд этой детской игры казался невероятно напряженным.
И вот финал. Я решила изменить фигуру, а ты предпочел оставить предыдущую. Твоя ладонь в форме бумаги обхватила мой кулак, изображающий камень, и ты победил.
— Думаю, это означает, что мы остаемся вместе, — прошептала я.
Тогда ты схватил меня за обе руки и притянул ближе.
— Это означает, что иногда жизнь трансформирует людей, даже таких, как мы. Мы оба — другие версии самих себя, если сравнивать с тем, какими мы были, когда впервые встретились. В некотором смысле почти неузнаваемые. Но я люблю все твои версии. И не важно, как сильно мы изменимся: мои чувства к тебе — навечно, — сказал