Гавриил Степанович не занимался гороскопами, однако это не значит, что он не мог делать астрологических предсказаний. И, вероятно, во время астрономических наблюдений звезды нашептали ему нечто роковое. Например, о том, что щедрой Венере, мягким светом озаряющей Россию, суждено зайти за горизонт. Он тут же бросил всех спутников и инструменты, вскочил на выпряженного из саней коня и помчался в столицу. Лодья прискакал к столичным заставам, загнав коня, и пешком побежал во дворец.

Но было поздно. Его появление напоминало известный сюжет живописного полотна «Визит астролога» из истории Тридцатилетней войны. Он таков: когда католический полководец Валленштейн умирал, убитый собственной охраной по приказу подозрительного германского императора, к нему явился астролог, приглашенный им накануне. Но предсказания его уже были бесполезны…

Как рассказали академику, вскоре после его отъезда из столицы Елизавета Петровна внезапно потеряла сознание, ее рвало кровью. Через несколько часов, несмотря на принимаемые меры, русская императрица, пятидесяти с небольшим лет от роду, скончалась. Расцарапывал щеки Иван Шувалов, рыдал немолодой Алексей Разумовский. Петр Шувалов тоже внезапно слег и через две недели отдал Богу душу. Просто мор напал на самых решительных сторонников продолжения войны с Фридрихом. Растерявшиеся придворные бросились к наследнику престола, приверженцу прусского короля.

А самое главное — и Лодья, чей железный организм казался несокрушимым, внезапно свалился и очень серьезно проболел до весны. Он выздоровел, но совершенно облысел после болезни. Он никак не объяснял произошедшего, и только иногда посылал витиеватое проклятие в адрес Каролуса Линнеуса. Это было странно, потому что в этой войне Стокгольм был союзником, хотя и довольно бестолковым, Санкт-Петербурга. И кто-то из шведских ученых даже участвовал в экспедиции Лодьи, хотя Швеция и на своей территории имела прекрасные места для астрономических наблюдений на той же широте.

Итак, к власти пришел наследник императрицы, немец по крови, голштинский принц и тайный лютеранин, под именем Петра III. Благодаря однобокому воспитанию и попустительству императрицы интересы немецкого отечества для него были ближе, нежели интересы российские.

Он на скорую руку принял несколько законов, которые должны были задобрить дворянство и народ — о дворянских вольностях, об отмене Тайной канцелярии, о секвестрировании церковных земель и о прекращении преследований староверов. А затем заключил мир и союз с Фридрихом Великим, пламенным поклонником которого являлся. При этом он безвозмездно возвратил ему Восточную Пруссию, за которую Россия отдала сто сорок тысяч цветущих жизней. Корпусу генерала Чернышева — говорят, тоже бастарда Петра Великого — было приказано присоединиться к войскам пруссаков в действиях против австрийцев. Взамен Фридрих обещал надавить на датчан, претендовавших на голштинские земли.

Благодаря такому обороту дел в России Фрицу удалось быстро отбиться от австрияков и французов. Ну и кого же он должен был благодарить за это кроме собственной прозорливости и удачи?

Пруссия была спасена! После этого главная роль нового российского государя была отыграна. Ибо перспектива русско-прусского союза не обрадовала англичан, которые видели, что у Фридриха нет интересов к Британии, кроме денежных. А у Петра нет интереса к Лондону.

Новый российский император выразил желание немедленно прикрыть Российскую академию, так как, по его мнению, светоча прусской науки было достаточно, чтобы озарить оба государства. Правда, у него не хватило на это времени за другими заботами. Необходимо было обмундировать русскую армию по прусскому образцу и совершить еще много неотложных дел, включая отмену иконопочитания в православии — как упоминалось, в душе он все эти годы оставался честным лютеранином, — и нападение на Данию, давнюю союзницу России, когда-то захватившую голштинский Шлезвиг.

Лодья, отойдя после болезни, увидал, что люди, коих интересовали его советы, по-видимому, ушли, а оставшиеся, наподобие Ивана Шувалова, как могут, приспособляются к новому правителю, и стал вести уединенный образ жизни в своем новом доме. По словам Гавриила Степановича, его давно занимал Русский Север. И теперь, став затворником, он много работал над изучением причин северного сияния и над программой экспедиций для освоения Северного морского пути в Азию, которые его чрезвычайно интересовали. Его уединение лишь изредка нарушал один из новых молодых его знакомцев, любопытствующий невежда, семеновский капитан Григорий Орлов, сын покойного новгородского губернатора, герой несчастной Цорндорфской битвы, где он был ранен. Как артиллериста-практика, двадцатисемилетнего Орлова занимали физические и химические опыты.

Вскоре он поинтересовался и теми опытами, которые Лодья проводил в юности, но тот откровенно ответил, что пережитые годы убедили его, что металл — золото или хорошая сталь — всегда эффективнее полуметалла, каковой есть, например, мышьяк. И заметил, что благодаря особенностям кончины покойной государыни начало правления Петра III выглядит не очень хорошо.

Орлов спросил ученого, кто же такой нынешний государь, который хоронит все, чему российская армия была преданна последние пять лет? Лодья ответил, что у пруссаков есть сказка о Циннобере, карлике, у которого в голове находился органчик, произносящий то же, что говорит его хозяин, прячущийся за ширмой. Или где-то вдалеке. Остановить карлика можно, сломав органчик. Например, воткнув вилку в механизм.

— Такая подойдет? — спросил Орлов, беря со стола большую острую стальную вилку.

— Вполне, — отвечал Лодья, делая вид, что не замечает, как гвардеец кладет вилку в карман.

Вскорости гвардейский капитан был назначен казначеем Канцелярии главной артиллерии и фортификации, таким образом, совет Лодьи не пропал втуне. Под рукой были оба судьбоносных металла. Помогла Григорию в этом назначении жена нового императора, Екатерина, любовником которой он был. Сам царь Петр III давно выбрал себе в пассии племянницу канцлера Воронцова, Елизавету, которую его обозленная супруга звала за глаза «коровой». Впрочем, положение было серьезнее — жене императора грозил развод.

Но пятеро братьев Орловых, популярных в гвардии, были неплохой поддержкой Екатерине, другой же ее опорой являлся британский посланник Вильямс, в той же мере, хотя и не столь интимно, как некогда французский посол Шетарди — для Елизаветы.

Однажды вместе с Орловым в гости к Лодье явился и его знакомый, которого хозяин дома сразу узнал, несмотря на прошедшие десятилетия.

— По-моему, лет двадцать тому назад мы уже встречались на одной вечеринке. На одной горе… Чем обязан, господин Сен-Жермен? — спросил Гавриил вновь пришедшего, приглашая гостей присесть.

— Вот как, вы друг друга знаете? А мне господин граф Сен-Жермен выразил настойчивое желание с вами познакомиться, — заметил Григорий.

— Графу что-то от меня нужно, не так ли? — ответил Лодья.

Он был осведомлен, что граф еще в 1760 году являлся посредником в секретных переговорах о мире между французским маршалом Бель-Илем и англичанами. Однако министру короля Людовика XV, герцогу Этьену Шуазелю, удалось сорвать эти переговоры и в течение года выторговать у англичан более выгодные условия, и лишь тогда был заключен сепаратный мир. Лодья не забыл слов хозяина Брокена о том, что Сен-Жермен заботится об английских интересах.