Через несколько минут Виктор Александрович вместе с сыном стояли у стен Тайницкой башни Кремля, одетые в простые рубища на голое тело, подпоясанные веревкой. Все, что у них было раньше — даже та одежда, в которой они вошли в клан — являлась ныне собственностью Черниговских. Ритуальные хламиды выдал им стряпчий, за что к незнакомому и оставшемуся безымянным для них функционеру была даже толика благодарности.

На лицах у обоих Зубовых виднелась уже запекшаяся кровь — кожу рассадило от перстня, когда князь хлестал их ладонью по щекам, выговаривая злые слова. Но это оскорбление было еще в те времена, когда они были его слугами, а значит и ответить на него было нельзя. Унижение — это единственное, что дал им прежний клан в дорогу.

Виктор Александрович был абсолютно спокоен. Покосился вправо и увидел такое же спокойствие на лице сына — даже умиротворение. С сыном вообще в этот день творилось что-то странное. Вроде как, пьяными влетели на танке в банк, да еще вместе с наследником, за которым ему было предписано следить… Но отчего же чуть ли не улыбка пробивается на его устах?.. И когда князь Черниговский орал на него, срывая злость — откуда превосходство, тщательно скрытое за прикрытыми веками и понуро наклоненной головой? Не повредился ли разумом наследник? Эти вопросы займут его позже.

Сейчас же — под ногами встала новая система координат, начало отсчета новой жизни. Однако мир вокруг от этого не стал добрее.

— Пройдемте, граждане, — среагировали вполне логично на двух окровавленных мужчин в дерюге органы правопорядка.

Вокруг все еще было главное туристическое место страны, и неподобающий вид оборванцев явно смущал прохожих — вот и двое постовых, до того контролировавших потоки экскурсионных групп, проявили бдительность.

— Пусть так, — согласно кивнул Зубов-старший.

Никаких документов им не дали — грамоты и удостоверения надо было выбивать самим, и с этой точки зрения гостеприимство полиции было весьма кстати.

А еще Виктор Александрович вполне обоснованно полагал, что если бы не эти полицейские, то на красной площади мог запросто состояться последний бой Зубовых в истории страны. Изменения в реестре благородных уже произошли, и огромное количество недоброжелателей уже было осведомлено о том, что род более никто не защищает. Месть — это дело, в котором надо бы обязательно успеть первым, особенно когда мстить можно только двоим. Вряд ли кого из мстителей смутило бы многочисленное число зевак и прохожих, равно как и случайные жертвы. Откупились бы.

В общем, в полицейском «уазике» Зубовы разместились безо всякого конфликта, заняв отделение машины по ту сторону решетки, на сиденьях, расположенных лицо к лицу. И некоторую тряску по брусчатке пережили вполне стоически.

Но когда машина резко вильнула, отчаянно кому-то просигналив, а потом и вовсе экстренно затормозила, «клюнув» на амортизаторах и бросив пассажиров вперед, у Зубовых проявилось некоторое недоумение, которое не отменило поднятые щиты Силы и готовность к неприятностям.

Попросту — даже из-за мести, никто из высокородных не стал бы нападать на машину полиции посреди города. Рискнувших такое предпринимать быстро осадили в свое время, вырезав на всякий случай вплоть до тех, кто мог такую вредную привычку унаследовать, популярно объяснив общественности, что внутри спецавтомобиля — личная территория Императора. Более никто такую наглость не практиковал.

Словом, надо просто в край охаметь, чтобы нападать на служебную машину. Или иметь весомые для того основания.

— Сдурел?! Освободи дорогу! — Не сдержался водитель «уазика», сигналя машине впереди.

Зубов-старший присмотрелся через решетку и лобовое стекло — дорогу загораживал роскошный внедорожник белого цвета, внаглую занявший встречную полосу.

Вокруг была Ильинка в четыре полосы движения, крайние из которых уже давно стали парковочными местами для клиентов бутиков и ресторанов Верхних и Средних торговых рядов, оттого разъехаться без потерь не удалось бы при всем желании — справа доступ к широкому тротуару перекрывал серый опель.

Но вместо конструктивных действий, с ума сошла еще одна машина, что ехала позади обнаглевшего внедорожника — той же расцветки и модели, она, ускорившись и резко сманеврировав, притерла «уазик» сзади, не давая отъехать назад.

Пока служивый за рулем набирал в легкие новую порцию воздуха для матерного возгласа, задняя дверь стоявшего перед ними внедорожника открылась, выпуская статную женщину пятого десятка лет, с высокой прической, собранной шпильками с алмазными оголовками, вспыхивающими золотыми искрами в свете заходящего солнца. Госпожа, одетая в длинное платье цвета морской волны, неспешно прошествовала им навстречу, касаясь пальцами правой руки перстней с крупными ярко-алыми гранатами, надетых на левой — слишком броскими и алыми для мирного наряда, оттого завораживающими в своей пугающем сходстве с цветом крови.

— Женщина! — Вышагнул ей на встречу водитель полицейской машины и спотыкнулся о величественный взгляд. — Гражданка… Леди…

— Ваше сиятельство, — поправила его дама, пройдя мимо опешившего служивого и остановилась сбоку от «уазика», с интересом посмотрев на тонированное окно, за которым сидели задержанные.

— Ваше сиятельство, никак нельзя препятствовать правосудию! — Хоть и оробев, но вполне уверенно произнес водитель.

Все же, не абы где служат, а в Кремле — и князей видали, хорохорился он про себя.

А там из другой двери «бобика» вышел и его коллега, перевешивая укороченный автомат на грудь — не помочь, так поддержать морально.

— Не имею желания препятствовать, — низкий грудной голос леди очаровывал и заставлял к нему прислушиваться. — Свидетельствую, что двое на заднем сидении машины — это Зубов Виктор Александрович и Зубов Павел Викторович, гербовые аристократы, неподсудные вашему ведомству.

— А вы, ваше сиятельство, из каких земель? — Отчего-то занервничал напарник, положив руку на рацию у нагрудного кармана.

— Князья Борецкие мы, — с ироничным прищуром посмотрела на него леди.

— Так их поди двадцать лет, как нет, — ляпнул водитель.

— Девятнадцать, — охладел голос княгини. — Двадцатый следующим годом будет. Будьте любезны, откройте дверь машины.

— А мы, ваше сиятельство, никак этого не можем. — Уверенно ответили ей, загораживаясь начальственной волей. — У нас приказ их до отделения доставить.

Княгиня пожала плечиком и повела ладонью перед собой. Дверь машины на глазах обрела коричневатый оттенок, пробившийся сквозь облупившуюся краску, и рыхлым ржавым порошком осыпалась комьями на асфальт и порог автомобиля. Сквозь проем, повернувшись, на княгиню с любопытством смотрел Зубов-старший. И напряженно — словно узнавая и не веря — его сын.

— Непорядок творите! Перед нашим господином ответите! — Сорвался голос автоматчика, вцепившегося в рацию и, отступая назад, громким шепотом вызывавшего подкрепление.

Водитель же просто смотрел в ступоре, как стекает вниз грязной лужицей то, что было стеклом и металлом. Желание возражать исчезло, будто не было.