– Ох, и любишь ты, Лева, мне с утра пораньше задачки подсовывать! – хмыкнул генерал. – Ладно! Вези! Я с ними сейчас свяжусь!

Тем временем Сучонок был уже одет, а его вещи собраны, из документов имелся только студенческий билет и водительские права. Выяснив у парней, кто из них лучше водит машину – это оказался Виктор, – Гуров велел погрузить Сучонка в его же джип на заднее сиденье, Павлу сидеть рядом и присматривать за ним, а Виктору сесть за руль.

– Лев Иванович! Браслетики накидывать будем? – спросил Павел.

– Святое дело – мало ли что ему по дороге на ум взбредет! – ответил тот, доставая из кармана наручники, которые заранее взял из бардачка. – Поедем гуськом – вы впереди, я – сзади. С гаишниками в случае чего объясняться буду сам, – и повернулся к участковому: – Дом запри, а ключ у себя оставь. Ты приглядывай тут за ним – его матери теперь деньги ох как понадобятся!

Возвращение в Москву прошло без приключений, и Гуров сдал Сучонка с рук на руки врачам, предупредив их, что ему в самом экстренном порядке требуется его анализ крови, который и получил действительно очень быстро, затем они так же дружно, на двух машинах, поехали в главк, причем джип загнали на территорию.

– Пусть еще и его наши эксперты посмотрят, а то мало ли что этот подонок мог за полгода натворить, – объяснил Лев и тут же им позвонил, получив в ответ произнесенное яростным шепотом такое, что только фыркнул.

Впрочем, из лаборатории, куда он отправил Павла с кровью Сучкова-младшего – благо тот уже дорогу знал, – он получил почти такой же ответ.

К десяти часам Лев еле-еле успел, так что не стал подниматься к себе, а сразу пошел в актовый зал, где, кроме его команды, собрались еще, и в очень немалом количестве, молодые люди обоего пола, причем все были скромно одеты и вели себя так примерно, что любо-дорого посмотреть, и каждого, как и предполагал Лев, сопровождали адвокаты. Он взял список тех, кто в день облавы находился в «Чистилище», и провел перекличку – на месте были все, кроме Оксаны, но она должна была подъехать к одиннадцати. После этого Лев начал пристально рассматривать собравшихся в зале девушек, и длилось это довольно долго. Наконец один из адвокатов не выдержал:

– Господин полковник! Может быть, мы перейдем непосредственно к делу?

– А я именно им и занимаюсь, – спокойно ответил Гуров. – Пытаюсь понять, кто из этих девушек больше всего похож на ту монашку, что так тесно с дьяволом общалась.

После его слов на зал обрушилась такая мертвая, абсолютная тишина, что даже уши стало закладывать.

– Ладно! Потом разберусь, – пообещал Лев, и все, стараясь сделать это незаметно, перевели дыхание, но, поскольку сделали это одновременно, по залу волной прокатился вздох облегчения, а он продолжил: – Итак, следователи вас сейчас пригласят для дачи показаний в качестве свидетелей. Нас интересует конкретное число – 8 февраля этого года. Рекомендую предельно искренне отвечать на вопросы, что в ваших же интересах, потому что последствия вам известны.

– А меня 8 февраля вообще в России не было! – вскочив, радостно крикнул какой-то парень. – Я за границей на каникулах был!

– Рано радуешься, потому что тебе все равно придется кое-кого опознавать, – ответил Гуров. – Итак, я надеюсь, что все поняли и никаких сюрпризов не будет. Разбирайте их! – приказал он следакам.

В связи с тем, что у Сучонка окончательно снесло крышу, допрашивать его было невозможно, а это значит, что показания должен был дать сам Сучок. И Лев отправился к Орлову, чтобы тот договорился с Лефортово – это же вам не родное СИЗО, туда, чтобы допрос подозреваемого провести, еще надо суметь попасть. Петр, обреченно вздохнув, потянулся к телефону, а Лев пошел к себе за ксерокопиями показаний Ложкомоя – ну зачем Сучку что-то доказывать, если он все сам прочитать сможет? – и за бумагой, а в том, что бывший генерал постарается перевалить всю вину на бывшего дружбана, он ни секунды не сомневался. Посмотрев на часы и прикинув время, Гуров понял, что к двенадцати часам ни за что обратно не успеет, и позвонил Болотину.

– Игорь! Дела у твоего человека заберу не я, а мой практикант Виктор, пусть он позвонит по телефону, – Лев продиктовал его номер, – тот спустится и заберет, а кассету отдаст – мне не разорваться!

Господи-и-и! Как же Гурову сейчас не хватало Стаса! Но на нет и… Впрочем, продолжение известно.

– Да ладно тебе! – успокоил его Болотин. – Парень с платьем к тебе уже едет!

– Уже не ко мне, – поправил его Лев. – Мой второй практикант Павел встретит его и отведет к следаку, а уж тот снимет с него свидетельские показания и оформит акт добровольной выдачи платья как вещественного доказательства. – Все поняли? – спросил он, отключив телефон, и парни дружно кивнули. – Сейчас я вам объясню, что куда нести, кого куда вести, и всех предупрежу, а сам уеду по делам.

– А мы? – обиженно спросили ребята.

– А вы будете ждать меня, потому что в три часа у нас мероприятие, так что пообедайте заблаговременно, – посоветовал он, и парни просияли от радости.

Гуров им все рассказал, всем позвонил, выслушав в ответ очень мало приятного, вручил Виктору в заклеенном конверте кассету и, забрав в приемной Орлова поручение допросить Сучка, отправился в Лефортово. Бывать ему там уже приходилось, так что по сторонам он не озирался, а сидел себе спокойно в допросной и ждал, когда приведут подследственного. И того привели, только теперь он разительно отличался от того, каким его видел Гуров чуть больше недели назад, – он не просто поплыл, он сломался!

– Что с Юркой? – спросил Сучок, едва переступив порог.

– В Сербского – ему окончательно крышу снесло, – кратко ответил Гуров.

– То есть если Юрку признают недееспособным, то судебное преследование ему не… – начал было Сучок, но Гуров перебил его:

– Судя по его состоянию, он теперь пожизненно поселится в дурдоме. Но это ваши семейные дела. Времени у меня не очень много, так что давай к делу. На! Читай! – и протянул ему ксерокопию показаний Ложкомоя. – А потом письменно изложишь мне свою версию произошедшего. Учти, меня не интересуют твои махинации, кому ты давал на лапу, кто тебе давал на лапу, – это их, – он махнул рукой в сторону двери, – дела. Меня интересует только одно – убийство Ларисы Болотиной и все, что с ним связано, включая приказы убрать меня, Шульца и все в этом духе! И только не надо бить себя в грудь и кричать, что ты белый и пушистый!

Сучков начал читать и временами только яростно матерился или скрежетал зубами. Наконец, закончив, бросил листки на стол и заорал:

– Я же его, говнюка, за собой наверх тащил! До полковника довел! К Болотину через своих знакомых пристроил! А он мне вот так отплатил!

– Сучок! Это лирика! Вот тебе бумага с ручкой, и пиши! Не тяни время! У меня еще дел полно!

Тот, продолжая уже тише материться себе под нос, застрочил. Гуров сидел, ждал, равнодушно рассматривая стены, а когда Сучков закончил, мельком просмотрел написанное и усмехнулся: