– Имей в виду, я за тобой тоже, – отвечаю, перебивая треск захрипевшей рации.

– Роман Алексеевич, выйдете, пожалуйста. Это срочно, – докладывает мне какой-то чоповец, нанятый Фазой.

Никак не могу привыкнуть к этим слишком правильным ротозеям. Другое дело церберы – черные куртки, очки, пушки, кликухи. Проще и легче запомнить братка по татухе, лысому черепу, шраму, увечью. Эти же представители охранного предприятия все на одно лицо: ни отличительной черты, ни личности.

– Соскучишься по былым временам – готов обсудить сотрудничество, – говорит на прощание Шаман.

Как будто может быть иначе. С другими криминальными авторитетами у Шамана таких крепких отношений, как с моей сестрицей, не было и вовек не будет. Люк свалил, Мясник его близко не подпустит, да и струсит Шаман. Того за заслуги так пугающе прозвали. Договориться с ним невозможно. Его условия – закон. У него каждой твари по паре. Но даже он в свое время глаз на Фазу положил. Не скрою, мне льстит, что пацан мне достался, а не Мяснику.

Попрощавшись с Шаманом, прусь на улицу. Посреди двора эвакуатор выгружает побитый «гелик». На нижней ступеньке крыльца сидит сгорбившийся Фаза, рядом с ним бледная Бабочка.

– Это что за хуйня?! – рявкаю, разведя руками.

Сердце начинает стучать, как отбойный молоток. В висках пульсирует. Пальцы безотчетно сжимаются в кулаки.

Машина разбита, Фаза ранен, судя по крови на виске, Бабочка не в школе… Это не авария. Фаза слишком хорошо водит. Я не сомневаюсь, на них напали.

– КТО?! – реву не своим голосом.

– Ром, не кричи, пожалуйста, – с мольбой просит Бабочка, поглаживая Фазу по плечу. – Вызови «скорую».

– Нет! – спорит Фаза, с глухим стоном снимая куртку. – Я же сказал, Дарья Николаевна, никаких врачей. Не можем мы объяснить им это. – Он указывает на бронежилет.

– Тебе нужно проверить ребра и внутренние органы! Саша, это не шутки! – настаивает Бабочка.

Из дома выходит завернутая в пуховую шаль Лучиана. Косо взглянув на меня, переводит взгляд на Фазу. Сглатывает. И как я раньше не замечал этого волнения и трепета? Хорошо играли, артисты!

– О, твою собаку подстрелили, – фыркает она. – Ветеринара вызвать?

– Отведи его на кухню. Пусть лед приложит в груди. И рану на башке обработай.

– Я?! – удивленно протягивает она, вскинув брови.

– Привыкай. Тебе скоро замуж за него.

– Пф-ф-ф…

– Кончай, – вздыхает Фаза. – Он все знает.

Лицо Лучианы вытягивается, глаза округляются. Она в растерянности смотрит то на меня, то на Фазу, то на Бабочку. Та ей согласно кивает, и у девчонки увлажняются уголки глаз. Смаргивает, отвернувшись. Прячет слезы, паршивка.

Потом с ней все улажу. Сейчас сука стрелявшая интересует.

– Чей шакал это сделал? – шиплю, едва Фаза встает на ноги, пошатываясь. – Мясника? Шамана? Люка? Чей?

Он смотрит на Бабочку и отвечает:

– Не в меня стреляли, босс. В нее.

У меня земля уходит из-под ног. Стреляли в мою Бабочку! Какой же паскуде жить надоело?!

– Топай, – киваю Фазе. – Дух переведи, и перетрем.

Лучиана бегом мчится обратно в дом. Реветь, наверное, собралась. Гормоны хреновы.

Фаза поднимается на крыльцо, по пути расстегивая бронежилет, и, задержавшись возле меня, шепчет:

– Я знаю имя. Училку свою приласкайте. Напугалась сильно.

Он правильно делает, сразу не назвав урода. Я же прямо сейчас помчусь ему башку отрывать. А я Бабочке нужен. У нее же зубы от страха до сих пор стучат.

Фаза уходит в дом, а я спускаюсь к Бабочке.

– Детка, посмотри на меня, – прошу, взяв ее за руки и притянув к себе.

Дрожит бедняжка. Глаза бегают из стороны в сторону. Еле дышит.

– Все хорошо, – шепчу, губами прижавшись к ее виску.

– Нет, не хорошо, – всхлипывает она и, уткнувшись в мою грудь, дает волю слезам. – Не хорошо, Ром… Это кошмар… Он… Он в меня стрелял, понимаешь? Если бы не Саша… Боже… Он меня собой прикрыл! – навзрыд рассказывает она. – Рома, его только бронежилет спас! Он же ни секунды не сомневался… Я… Я уверена, что он сделал бы это даже без бронежилета… Господи, но так же нельзя! Я ему никто… А он… Он…

Да, детка, ты права, Фаза прикрыл бы тебя собой даже без бронежилета. И ты только что мне глаза раскрыла на то, как всем нам повезло с ним.

– Я выпишу ему премию, – произношу, пытаясь разрядить атмосферу.

Бабочка затихает, отстраняется и ошарашенно смотрит мне в глаза.

– Что-о-о? Прем… Премию?

– Это была шутка, детка. – Глажу ее по голове. – Идем в дом. Тебе не помешает успокоительный чай, плед и кроватка. Директрисе твоей сам позвоню. Из-за учеников своих не парься.

Подхватываю ее на руки, прижимаю к себе и вношу в дом. Велю прислуге приготовить горячий чай. В малой гостиной разжигаю камин, укутываю Бабочку в ворсистое одеяло и интересуюсь:

– Ты сама как?

– Шея болит, – признается, шмыгнув покрасневшим носом.

– Придется вам с Фазой все-таки показаться врачу. – Тыльной стороной ладони провожу по ее щеке, с трудом сдерживая растущий во мне гнев.

Ее могли убить! Какая-то падла возомнила, что ей это позволено – покуситься на женщину Романа Чеха! Эта тварь не отделается решеткой и психушкой. Плевать на репутацию и кресло в мэрии. Я за Бабочку любого в порошок сотру!

Наконец перестав плакать, она засыпает. Я прошу Веру посидеть рядом, а сам иду на кухню.

Лучиана трясущимися руками накладывает пластырь на висок Фазы и тихонько поскуливает.

– Не реви, – холодно говорит он ей.

Едва я появляюсь на пороге, Лучиана делает шаг назад. Привычка держаться подальше от своего Коти еще долго будет заставлять ее смотреть в оба.

– Выйди, – киваю ей на дверь.

Опустив лицо, кутается в свою шаль и послушно покидает кухню. Прикрываю дверь, встаю напротив Фазы. Он откладывает пакет с подтаявшим льдом на стол и берет майку. На груди жуткое сине-красное пятно.

– Не забивай на себя, Фаза. Сдохнешь же, если грудак повредил.

– На мне как на собаке, босс.

– В упор пулю получил. Вижу же.

– Он ствол прямо в окно сунул. Спасибо, что в башку не выстрелил.

– Тебе спасибо, – говорю, глядя ему в глаза, – ты мою училку спас.

– Без броника не стал бы, – хмыкает он.

Ну-ну, рассказывай мне тут. Ты хоть и мерзавец, а ведь истину поведал – все на благо семьи, которой служишь.

– Опять босса обманываешь. Оштрафую.

– Вы мне и так смертный приговор подписали, собравшись женить на вашей племяннице.