Очевидно, речь шла не просто о паре мертвых лис, пусть даже его помощник был удовлетворен таким объяснением.

Но, с другой стороны, он никогда не мог найти общий язык с Левазье. Может быть, как профессионал он был и хорош, но не имел ни малейшего представления ни о политике, ни об экономике. Он даже не хотел ничего слышать о туризме. Наоборот: лесничий планировал устроить здесь заповедник, и все из-за пары проклятых баранов и какой-то редкой меч-травы, или что там у него было?

Нет, там было что-то другое. Что пахло большим делом. Может быть, там нашли труп, и теперь Интерпол вступил в игру? Или старый бункер с останками какого-нибудь видного военного деятеля? А вдруг там раскрыли шпиона или что-то в этом роде? Или — еще хуже — это имеет отношение к нелегальному захоронению радиоактивных отходов?

В любом случае это должно быть настоящей сенсацией, раз уж в Париже этим так интересуются.

Дидье Фавель прокручивал эту ситуацию снова и снова. Нет, глупым он не был. Иначе бы он никогда не получил этот пост и не достиг бы таких успехов. Он взвешивал положение и свои возможности. По большому счету, он даже был благодарен Люку, потому что продажа отеля сделала очевидными масштабы этого предприятия. Оставалось только проверить, сможет ли он с этим справиться.

Дидье Фавель отдавал себе отчет в том, что за ним наблюдают из Парижа. За ним был один должок, и необходимо отдать его Парижу и самому себе для восстановления душевного спокойствия.

Мэр вернулся к своему столу, сел в кресло, взял телефонную трубку и набрал номер мобильного.

— Это Дидье. Привет… Да это я… Да, знаю, мы давно не разговаривали… Послушай, мне нужна твоя помощь. Нет, по телефону не могу сказать. Это очень важное дело. И лучше прямо сегодня вечером… Ну хорошо, тогда завтра. В пять. У тебя? Согласен. До скорого.

10 мая, отель «Де ля Гранж», Сен-Пьер-дю-Буа.

Питер встал уже в шесть утра, чтобы позавтракать в Зеленом зале в полном одиночестве. Ему нужно было спокойно поразмыслить, что в присутствии Патрика удавалось далеко не всегда. Молодой инженер был определенно талантлив и уверен в себе. Но зачастую он принимал опрометчивые решения. А еще его невежество в области истории и абсолютное неуважение к вопросам веры иногда просто действовали на нервы профессору.

Питер привык наблюдать, собирать всю информацию, какой бы мелкой и неважной она ни казалась, и складывать ее, словно маленькие блестящие жемчужины в большую шкатулку с остальными драгоценностями. Время от времени он доставал эти крупицы, внимательно рассматривал их с разных сторон и снова убирал назад. Иногда он просто встряхивал эту коробочку, и, если звезды были на его стороне, эти частички сами собой выстраивались в осмысленные рисунки, обнажая свои настоящие взаимосвязи. Питер посвящал много времени комбинации порой не стыкующихся вещей и анализу получившихся результатов. Но для этого ему нужен был полный покой; чтобы никто не говорил двадцать четыре часа в сутки и не ставил под сомнение целесообразность такого времяпрепровождения.

За последние дни и филолог Штефани хорошо влилась в их коллектив. Как профессионал она не раз доказывала свою высокую квалификацию, внося тем самым неоценимый вклад в их общее дело. Она была довольно сдержанной, но, несмотря на это, оказывала возбуждающее влияние на Питера, которое он до сих пор не смог для себя как-то определить.

Возможно, причина крылась в том, что она была еще довольно молода и привлекательна. Конечно, не принимать это во внимание при оценке ее профессиональных качеств было совсем непросто. А Патрик, кажется, даже и не пытался. Для других людей, работающих в команде с ней, это, вероятно, могло бы стать причиной зависти или нездорового соперничества. Но Питер был вне игры по причине своего возраста. Он уважал Штефани исключительно как профессионала, наслаждаясь при этом ее красотой, подобно любителю искусства, наслаждающемуся подлинным Ренуаром. Ему даже ни разу не пришла в голову мысль продемонстрировать ей свое личное отношение.

Но все же было в Штефани что-то, выходящее за рамки классической красоты, и это мешало Питеру. Дело было не в какой-то определенной черте, скорее наоборот — в сумме мелких деталей. Иногда, например, у Питера возникало чувство, что она знает намного больше, чем говорит. Время от времени он ловил на себе ее пристальный взгляд, похожий на взгляд строгого учителя. С обоими исследователями она вела себя безукоризненно — так, словно всю свою жизнь проработала с ними. А еще, кажется, она хорошо отдавала себе отчет в том, какое влияние оказывает на своих коллег.

И при всем этом держалась совершенно суверенно. Да, это очень точное определение. И именно благодаря такой независимости ее красота выделялась на фоне явной женской привлекательности. В ее глазах была какая-то необычная зрелость, словно за свою недолгую жизнь ей пришлось пережить счастье и беды, ужас и чудо, и теперь она была выше всего этого. Правда, это длилось всего несколько секунд, зато потом профессор чувствовал себя как бы меньше в ее присутствии. У Питера постоянно было такое странное чувство, словно все, что происходит, происходит с ее позволения.

Именно поэтому сегодня он встал так рано. Он хотел побыть наедине с самим собой и своими мыслями, чтобы наконец-то привести их в порядок.

Питер был первым посетителем в Зеленом зале. Обычно завтрак предлагали с половины седьмого, но никто даже и не рассчитывал на то, что хоть один отдыхающий спустится вниз раньше половины восьмого. Когда Питер вошел, столы уже были накрыты, но завтрак попросили немного подождать, поскольку круассаны только что поставили в печь. Поэтому ему пришлось какое-то время сидеть за чашкой чая и любоваться садом.

Вчерашний день был полон событий. Все трое хорошо поработали и, кажется, значительно продвинулись вперед. С самого начала исследователи договорились, что не будут мешать друг другу, сосредоточатся каждый на своем задании. Вечером они выехали в город и заглянули в ресторан «У кролика». Это оказалось очень приятным завершением дня. Ни один из них не проронил ни слова о работе: они решили оставить дела на следующий день. За ужином Патрик рассказал о своей экспедиции в Рим и о том, как ему удалось нелегально пробраться в катакомбы, чтобы найти доказательство своей теории, что якобы именно под улицей Виа дель Корсо некогда находилась ужасная часовня.

Ученые и археологи без конца исследуют катакомбы, расположенные под современным Римом, и все известные входы, естественно, хорошо охраняются. Но, несмотря на все препоны, проникнуть туда всегда можно, имея связи и хорошую финансовую базу. В последнее время общественность пристально следит за коррупцией в Италии, и из-за этого все сложнее становится найти нужных людей. Патрик же не хотел идти на риск и, как сам выразился, собственноручно обеспечил себе проход. Долгое время он изучал планы катакомб и в конце концов однажды ночью незамеченным проник в подземные проходы через пол под алтарем церкви Санта-Тринита дей Монти. Внизу его уже ждали двое помощников и необходимое оборудование. Так они дошли до фрески, найденной незадолго до их вторжения. Каждый квадратный сантиметр был уже давно сфотографирован, занесен в компьютер, и полная картина помещения была реконструирована. Но, для того чтобы отреставрировать настенную живопись, денег не хватало. Почти две тысячи лет эти места были погребены под защитным слоем глины, и теперь, лишившись этого покрова, они непременно рассыпались бы. Это было лишь вопросом времени. Именно поэтому у Патрика не было никаких угрызений совести, когда он пробивал дыру в стене. Как он и ожидал, сразу за стеной начинался коридор, ведущий к часовне, на поиски которой он потратил столько месяцев. Эта находка действительно была достойна внимания, а библейские фрагменты, датируемые II веком н. э., делали ее поистине сенсационной. Правда, святотатство в алтаре церкви и кощунство в отношении фрески оставалось темой номер один всех римских газет на протяжении нескольких дней. Затем начались проявления недовольства со стороны властей, и только благодаря хорошим связям Патрику удалось выйти сухим из воды.