— Хлебушка… — прошептала она и закрыла глаза.

Илия огляделся. Хлеба, естественно, не было. Как доктор и сказал, он купил девочке только самое необходимое, и воды. Ничего съедобного он для нее не брал. Расстроившись из-за своей недальновидности, он выскочил из палаты и побежал искать врача, чтобы спросить, можно ли Любаве кушать.

Вернувшись в палату с пятью баночками детского питания, он расстроился еще больше — девочка снова спала. Будить ее, даже для того, чтобы накормить, было жалко. И мужчина, вздохнув, снова занял свой пост, тихонько поглаживая маленькие пальчики.

Прошла неделя, за ней вторая. Любава уверенно шла на поправку. Илия каждый день после заутрени уезжал в город, чтобы провести с девочкой несколько часов.

Она с интересом следила за играми других детей, но сама никогда в них не участвовала. Девочка была молчаливой, тихой и незаметной, но училась очень быстро. Она легко запоминала стихи, считалочки и скороговорки, и по просьбе Илии повторяла их, хотя и с трудом произнося слова. Но постепенно, ежедневно повторяя за ним стихи и считалочки, она начинала все лучше и лучше говорить.

Илия, намереваясь оформить опеку над девочкой, обратился с просьбой о разрешении на усыновление ребенка в епархию, неожиданно встретив непонимание и сопротивление со стороны епископа. Уточнив, является ли девочка ему родной по крови и есть ли у нее другие родственники, он отказался дать благословение на установление опеки над ребенком, посоветовав иерею подобрать для девочки подходящую семью, которая согласится ее принять, а до тех пор оставить ее в детском доме. Несмотря на все доводы священника, епископ был неумолим — благословения не будет.

Никогда не сталкивавшийся с проблемами установления опекунства даже понаслышке, Илия решил посоветоваться с лечащим врачом Любавы, каким образом ему лучше всего начинать действовать.

В кабинете у Алексея Александровича находился также и полицейский. Илия, увидев, что доктор занят, хотел зайти попозже, но тот его остановил.

— Батюшка, проходите! Вы еще здесь? Я думал, вы давно ушли, — встал навстречу ему доктор, подавая руку в приветствии. — Познакомьтесь: это капитан полиции Гречко Игнат Михайлович. Он занимается делом Любавы.

— Здравствуйте, батюшка, — также поднялся ему навстречу Гречко. — А мы вот с доктором думаем, что нам делать с девочкой.

— То есть — что делать? — нахмурился Илия. — Я собираюсь взять над ней опеку, или удочерить — значения не имеет. Но я ее точно не оставлю, — присаживаясь на предложенный стул, насторожился Илия.

— Подождите. Чтобы удочерить ребенка, ему прежде всего нужны имя и фамилия, хотя бы какие-то документы, а у девочки их нет. Вот и у доктора встала та же проблема — на нее следует оформить медкарту, все документы на содержание девочки в больнице, а как записать ее, он не знает — на ребенка нет вообще никаких данных, — объяснял полицейский. — По той же причине и я до сих пор еще не подал рапорт на размещение девочки в детском доме — наши с доктором данные не должны разниться. Вот сидим и думаем, как нам назвать девочку.

— А что тут думать? Любава. Мне кажется, все уже привыкли к этому имени, да и она сама тоже представляется Любавой, — не задумавшись ни на секунду, ответил священник.

— Хорошо, а дальше? — прищурился Гречко.

— Ну у меня в компьютере она записана как Батюшкина, чтобы не запутаться, — задумчиво проговорил Алексей Александрович, и, сообразив, кинул виноватый взгляд на священника. Тот улыбался, и доктор тихонько выдохнул.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Алексей Геннадьевич с ворохом историй болезни в руках.

— Всем доброго дня! А что это у нас тут, понимаешь, за несанкционированное собрание? — подавая каждому руку, весело спросил он.

— Да вот, Любавушке нашей имя придумываем. Вон, Алексей Александрович чудесную фамилию предложил: Батюшкина. Осталось отчество придумать, — освобождая на диванчике место для пришедшего, между делом пояснил капитан.

— Ильинична, конечно, — улыбнулся Алексей Геннадьевич. — Если бы не отец Илия, не было бы у нас уже Любавушки. Так что не отвертится!

— Да я и не собирался, — ответил Илия.

— Ну вот и получается у нас Любава Ильинична Батюшкина, — резюмировал Алексей Александрович. — Так и запишем.

— Подождите. Может, все-таки Любовь? Любава — это ласково, и непривычно будет. Зачем жизнь ребенку портить? Ей и так досталось. Давайте уж Любовь Ильинична Батюшкина, — задумчиво проговорил Гречко.

— Да, и звучит красиво — Любовь Ильинична, — словно пробуя имя на вкус, медленно произнес Алексей Геннадьевич.

— Ну и отлично. Батюшка, а вы по какому вопросу-то зашли? — вдруг опомнился Алексей Александрович.

— Я посоветоваться хотел. Хочу Любаву удочерить, а с чего начать, не знаю, — развел руками Илия. — Вот и зашел спросить — вдруг вы в курсе, с чего начинать надо?

— А вы женаты? — вдруг подал голос Гречко.

— Нет, — покачал головой Илия.

— Плохо… — задумчиво потер подбородок капитан. — Не отдадут вам девочку, даже и пытаться смысла нет.

— Неужели в детском доме ей будет лучше, чем со мной? — удивился Илия. — Почему не отдать девочку мне под опеку?

— Отдать маленькую девочку одинокому мужчине? — вопросом на вопрос ответил ему Гречко.

— И что в этом такого страшного? Воспитывают же одинокие матери детей, и отцы остаются одни с детьми, — непонимающе проговорил Илия.

— Так то родные отцы, а вам вряд ли отдадут. Скажут, что удочерить только полная семья может, — покачал головой капитан.

— Так что же ее, обратно матери отдавать? Чтобы дальше ребенка гробила? — резко и зло высказался кардиолог. — Ребенка не жалко? Я ее детально не осматривал, но мне хватило и того, что видел. У меня самого две дочери. Я бы убил ту гадину! Не задумываясь! — и, покосившись на Илию, вспомнив, кто он, вздохнул и виновато пробормотал: — Ну, может, и не убил бы… Но ноги бы точно повыдергивал!

— А я бы ноги оставил… А вот руки бы выдернул, — мрачно поддержал его коллега. — Эх, жаль, отец Илия показать эту дрянь не соглашается…

— Не стоит отвечать злом на зло. Вы не накажете ее сильнее, чем Господь. Да она, по сути, уже наказана, — опустив голову, горько проговорил Илия. — Меня больше Любавушка волнует. Она уже выздоровела почти, больше ее держать в больнице смысла нет. Да и некомфортно ей тут. Не привыкла она к людям…

— Я даже если сегодня запрос отправлю… или не отправлю… Здесь-то детского дома все равно нет. Это из области представители должны будут за ней приехать. Пока запрос дойдет, пока решат, кому ехать, пока соберутся, пока доедут… Это месяц пройдет, не меньше, — задумчиво проговорил Гречко.

— Ну, держать еще месяц девочку в больнице… — задумчиво проворчал Алексей Геннадьевич, — это, знаете ли…

— Я ее не верну туда, где была. Этой так называемой мамаше, про которую девочка и не вспомнила ни разу, между прочим! Чтобы она опять у меня в реанимацию вернулась? — возмутился Алексей Александрович. — Или еще лучше — прямиком в морг?