Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдохнув поглубже, я сажусь напротив компьютера и включаю камеру на запись.
– Привет. Меня зовут Моника, и у меня ювенильный артрит.
Я не собираюсь делать вид, будто болезнь мне не мешает или не оказывает влияния на мою жизнь. Буду настоящей и уязвимой, больше никакого самообмана. Поэтому, медленно выдохнув, я продолжаю.
– Почти каждый день у меня болят запястья и колени, – говорю я в камеру. – Иногда боль в спине такая сильная, что мне приходится лежать, пока она не пройдет. Чувствую себя старухой, хотя мне только восемнадцать. Друзьям я об этом не говорила, потому что не хотела, чтобы меня считали не такой, как все. Я морщусь при слове инвалид. Не хочу, чтобы окружающие считали, что я чего-то не могу, и оставляли меня в стороне, поэтому и стала чирлидером. Я жила на пределе возможностей в надежде скрыть внутреннюю боль. Но она не исчезла оттого, что я ее прятала. Я боялась, что все будут считать меня инвалидом, если узнают о моей болезни, поэтому держала артрит в тайне. Но недавно человек, в которого я влюблена, сказал, чтобы я не пряталась и стала самой собой. Он прав. Пришло время прекратить притворяться и рассказать о себе. Не знаю, поможет ли это людям, страдающим юношеским артритом, изменит ли отношение общества к этой болезни. Но это и есть моя жизнь.
На глаза наворачиваются слезы. Утерев их, я рассказываю о себе дальше, а потом выкладываю видео в сеть, чтобы его увидели. Затем пишу Вику: «Хочу тебе кое-что показать».
Отправляю ему ссылку на видео. И, глядя на сообщения в ожидании ответа, засыпаю.
СЕМЬЯ. FAMILIA. РАНЬШЕ это слово вызывало во мне только неприятные чувства. Я терпеть его не мог. Семья – это связь с людьми независимо от того, нравятся они тебе или нет. Семья – это попытки доказать, что я чего-то стою, даже если получал взамен лишь пощечины и оскорбления, от которых было еще больнее.
Я никогда не считал друзей частью своей семьи. Друзья – это люди, которые принимают меня и которым не важно, на футбольном поле я или вне его, умный или глупый, совершаю ли дурацкие поступки, ведущие к неприятностям. Они принимают меня безоговорочно. Но после школы я все же отправляюсь домой. Марисса бросается мне в объятия, как будто домой вернулся пропавший пес. Кстати, это недалеко от истины.
– Как я рада, что ты вернулся! – восклицает Марисса. – Или ты пришел, чтобы снова исчезнуть?
– Нет, я вернулся насовсем, – говорю я.
– А как же папа? Что, если он не разрешит тебе вернуться?
– Давай с папой я сам разберусь. Об этом не переживай.
Дани закатывает глаза. Сидя на диване, она по телику смотрит передачу о ювелирных украшениях.
– Если честно, Вик, без тебя все было супер. Папе плевать, чем мы занимаемся, и это нам вполне подходит. Возвращайся туда, откуда пришел.
– Не слушай ее, это не всерьез, – говорит Марисса.
– Всерьез-всерьез, – возражает Дани.
Теперь я понял. Дани – это я в женском обличье. Бунтарка. Она еще задаст жару, если я не вмешаюсь. Ей приходит сообщение.
– Я пошла, – объявляет она.
– И куда это мы собрались? – спрашиваю я.
– Мы никуда не собрались. – Схватив сумочку, она идет к двери. – Я иду на свидание.
– С Бонком?
– Ага. Ах да, тебя же не было, и ты не в курсе последних новостей. Мэттью Бонк теперь официально мой парень.
Черт! Меня не было несколько недель, а теперь, когда я вернулся, сестра встречается с Сатаной. Она выскальзывает за дверь, но я успеваю выйти следом и плюхнуться на заднее сиденье машины Бонка, пока Дани усаживается впереди.
– Какого черта тебе надо в моей машине, чувак? – говорит Бонк. – Я думал, ты умер. Можно сказать, надеялся на это.
Я расцветаю в циничной улыбке:
– Я вернулся. И не думай, что будешь проводить время наедине с моей сестрой. Не выйдет. Я буду ее компаньонкой.
Резко повернувшись, Дани буравит меня взглядом:
– Вик, выйди из машины. Сейчас же!
– Не-а. – Подавшись вперед, я обхватываю руками оба передних сиденья. – Я брат Дани. Хочешь с ней встречаться, дружище, – смирись с тем, что я буду постоянно стоять у тебя над душой.
– Ты ненормальный, – говорит Бонк. – Слушай, чувак. Мне твоя сестра нравится. Даже очень.
Дани улыбается ему, причем искренне, и выражение ее лица смягчается.
– Ты мне тоже очень нравишься.
Что за чертовщина!
– Похоже, нам предстоит проводить много времени вместе. – Я откидываюсь назад. – Где будем ужинать? И Мариссу тоже позови. Будет семейный выход.
– Черт! – говорит Бонк.
Вот именно.
– ВИКА ВИДЕЛА? – спрашивает меня Бри, когда я утром подхожу к шкафчику.
При упоминании его имени у меня сжимается сердце.
– Нет. А где он?
– Вон там. – Бри указывает в другой конец коридора.
Вик стоит в компании Джета и Дерека. Такой же, как обычно, уверенный в себе. Правда, из-за растущей по линии подбородка темной щетины кажется более жестким, более мужественным.
У него с ребятами, похоже, серьезный разговор. По крайней мере Дерек и Вик серьезны. Джет вообще не умеет быть серьезным, поэтому, скорее всего, отделывается шуточками, чтобы избежать всего, что могло бы вызвать у него чувства, несвойственные его бесшабашной натуре.
Повернув головы, ребята смотрят на нас.
– Эй, глядите, кто к нам вернулся! – радостно объявляет Джет.
Вика, кажется, удивляет то, что Джет ему искренне рад. Дерек, знакомый с Виком всего несколько месяцев, так как сам недавно перевелся к нам из Калифорнии, хлопает Вика по спине. Видно, что эти двое друг друга уважают. Широкими уверенными шагами Вик подходит к нам.
– Привет, – говорит он, как будто мы давно не виделись.
– Привет, – волнуясь, отвечаю я.
Эштин, которая только подошла, от удивления широко раскрывает рот, а потом обнимает Вика.
– Мне тебя не хватало, – говорит она.
– Мне тоже вас всех не хватало, – говорит Вик. – Но если вы не начнете играть лучше, то я в команду не вернусь. Поняла?
Эштин и остальные в изумлении.
– Ты будешь играть в футбол? С нами?
– Я говорил с Финниган. Она сказала, что, если пообещаю каждый день, не пропуская, ходить в школу, она позволит мне играть.
– Где ты был все это время? – спрашивает Бри.
– Да, правда, – вступает Джет. – Ты как сквозь землю провалился. Мы с Дереком каждый день оставляли тебе голосовые сообщения. Моника говорила, что ты вернешься, когда придет время. Знаешь, чувак, нам было тяжело потерять Трея. А когда потерялся и ты, стало еще хуже. Если честно, Вик, нам здесь просто необходима твоя мерзкая морда.