Лорелея привстала с подушек, пытаясь до него дотянуться, но боялась, к чему приведет такая близость.

– Кажется, он рад, что нашел вас, – проговорила она. – Он в самом деле любит вас как брата.

Грач усмехнулся.

– Я встречал его братьев. Я не уверен, что это комплимент.

– Вы ему верите? Вы помните что-нибудь о нем?

– Возможно. Кое-что. Думаю, он тот, кому я доверяю. Доверял. Я не знаю.

Он стиснул зубы и запустил пальцы в собольи волосы, досадливо их дернув.

– Все эти чертовы откровения, и я до сих пор не знаю, кто я. Я не помню.

– Я знаю, кем вы были, – осмелилась проговорить Лорелея. – Я дала вам имя.

Он бросил на нее колючий взгляд.

– Мы оставили это в прошлом.

– Я все еще не понимаю, – настаивала она. – Вы сказали, что это невозможно, что Эш мертв. Но вы здесь. Не Дориан. Не Грач. Разве это не значит, что еще есть надежда?

Его взгляд смягчился:

– Надежда для дураков. Я больше не Эш.

– Назовите мне хотя бы одну причину, по которой вы не можете снова им стать, – с вызовом произнесла она.

– Я убиваю людей. Много людей.

Так и было. Она задумалась.

– Но могли бы вы… в один прекрасный день попытаться… больше не убивать людей?

Что-то нежное заиграло в уголках его губ.

– Вы знаете, как бывает в мире. Или убить, или быть убитым. Так было всегда.

– Может, в вашем мире… – Лорелея подвинулась еще ближе, подбадривая его лукавой улыбкой. – Судя по моему опыту, если вы не пытаетесь убивать людей, обычно они не будут пытаться убить вас в ответ.

Вместо того чтобы его развеселить, Лорелея, казалось, усугубила ситуацию. Опустившись рядом с ней на кровать, он был мрачен.

– Вам повезло, Лорелея, что вы жили такой жизнью.

Его слова больно полоснули ее по сердцу.

– Вы на меня сердитесь? – спросила она.

– С какой стати? – кажется, неподдельно изумился Грач.

– Потому что я… я упала в обморок, когда мы… – Она не могла договорить – все еще чувствовала то унижение. – А потом… мы с Вероникой… сбежали… – Она смягчила выражение: – Ушли.

Едва он к ней потянулся, она вздрогнула, но расслабилась, когда он мозолистыми кончиками пальцев ласково провел по ее нежной щеке.

– Вероника упомянула, что с вами это бывает, когда вы пугаетесь. Что вы спите, будто покинули свое тело. И ничто не может вас разбудить. Куда уходит ваш разум?

– Я… я не знаю. – Его прикосновение щекотало ее шею. – Как будто моя душа больше не в моем теле, поскольку мое тело никогда не было особенно удобным для жизни. Каким-то образом во сне я создала тихое место. Безопасное место.

«Место, где всегда жил Эш», – не договорила она.

– Спокойный сон. Каково это? – Грач поймал один из торчащих кудрей на затылке и провел пальцами, ощупывая его. Эти дикие своевольные завитки, отказывавшиеся слушаться, казалось, его очаровывали. – Как давно это началось?

– С детства. С тех пор, как моя нога…

Он нахмурился.

– За все время, проведенное в Саутборн-Гроув, ни разу этого не замечал.

– Когда вы там были, я никогда не уходила. Думаю, когда вы проснулись, я чувствовала себя в безопасности. Мортимер ни разу не причинял мне боль, пока вы не ушли.

Внезапно в воздухе сгустилось предгрозовое ожидание. Опасное. Чреватое.

– Если бы мог, я убил бы его снова, – поклялся он. – На этот раз медленнее.

– Я никогда не знала, что вы его так ненавидите.

– Вы его не ненавидите?

– Нет, – честно ответила Лорелея. – Признаю, что сильно на него обижалась. Главным образом, его боялась. Но со временем научилась быть безразличной. И думаю, после его смерти легко его забуду.

Он указал на лодыжку, под которую она подложила подушку.

– Как вы сможете забыть такое? Он сломал вас. Запугивал. Он…

– Надо всего лишь один раз забыть, и все кончено, – прервала его Лорелея. – Чтобы ненавидеть, надо помнить, надо этим жить. Надо держать ненависть в своем сердце и все время ее подкармливать. Избавьте. Я считаю это слишком утомительным. Ненависть к Мортимеру сделала меня физически больной. Ему это не повредило, только заставило страдать меня.

Грач выпустил ее локон, его руки упали и сжались в кулаки.

– Я стал своей ненавистью, Лорелея. Я – потеря, и гнев, и ненависть.

– Вы больше этого, – уверила она, а ее рука как бабочка зависла над его широкой спиной.

– Это все, что я есть.

Бабочка так и не опустилась, потому что он вскочил на ноги и отошел на безопасное расстояние, ища прибежища у огня.

– Вам не забрать у меня мою ненависть, Лорелея. Или…

– Или что? – подсказала она.

– Вы заберете последнее, что я знаю. – Огонь отбрасывал жуткий отблеск на его темные как полночь волосы. – Я действительно стану ничем… никем.

Лорелея беспомощно наблюдала, как его обычно столь неумолимые черты отражают бушующую внутри битву. С тех пор как он вернулся, он был так холоден. Так пугающе непреклонен. Теперь у него по лицу заходили желваки, и его шрамы сжимались и дергались. Его беспокойная душа тревожила ее.

Возможно, ему просто нужно было выпустить пар.

– У меня было так много причин ненавидеть Мортимера, – призналась Лорелея. – Но вы говорите, что у вас тоже. Почему вы убили его?

– Вы, – отрезал он.

Подняв на него взгляд, она моргнула.

– Что?

– Он виноват в том, что мы расстались на двадцать лет. Он убил Эша. Снова. И снова. И снова. – Отсутствие эмоций в его голосе, неспешное повторение слогов сделало его слова просто ужасными. Какие нужны ужасы, чтобы исчез Эш и появился Грач?

– Ч-что он сделал? – прошептала Лорелея, с трепетом ожидая ответа.

Грач повернулся к ней спиной, взял с подставки железную кочергу и поворошил горящие угли.

– Вы слышали о тех, кого, опоив, отправили матросом на корабль?

Он произнес это так тихо, что она едва расслышала.

– Нет.

– Сегодня это дело обычное. Вы видите, что морское судоходство переживает бурный подъем, но в то же самое время работа это опасная, изнурительная и непосильная. Большинство работяг предпочитают морю поля и заводы. Добровольно в матросы идти не хотят. И вот мускулистый парень после трудовой смены отправляется расслабиться в паб или бордель. Он и не поймет, как какой-то предприимчивый торговец живым товаром накачает его элем, пока не проснется на корабле где-нибудь на полдороге в Шанхай. Теперь этот корабль – весь его мир, а капитан этого корабля – король, и единственная надежда на возвращение домой заключается в том, чтобы работать в команде и сэкономить достаточно денег, чтобы сбежать в каком-нибудь очередном порту.