— Айайк! — воскликнул Холс. Похоже на крик боли или удивления, подумал он, спрашивая себя: как их воспринимают эти умные, странного вида иноземцы?

Непонятно, подействовало имя башнемастера или нет, но они оба (Фербин по-прежнему покоился на руках лечебной машины) продолжили путь внутри воздушного пузыря, следуя по наполненным водой коридорам. За маленькой платформой плыли окты, смотревшие на них через гофрированное стекло. Они оказались в большом помещении сложной формы. Лечебная машина разрезала одежды на Фербине, надела ему на грудь что-то вроде куртки, а на лицо — прозрачную маску, от которой отходили длинные трубки. Другие трубки были подсоединены к голове принца, в том месте, куда вонзился пинцет. Затем Фербина поместили в большую емкость.

Один из октов попытался объяснить, что происходит, но Холс почти ничего не понял.

Ему сказали, что Фербину нужно время для восстановления. Все на той же платформе Холса доставили в соседнюю комнату — без воды и со свежим воздухом. Окт, с которым он разговаривал прежде, остался рядом, тело его покрывала едва заметная пленка влаги. Открылся еще ряд сухих комнат, казалось, спроектированных специально для людей.

Окт сообщил Холсу, что тот может жить здесь несколько дней, до выздоровления Фербина, а потом оставил его одного.

Холс пошел мимо круглых окон в человеческий рост, впервые смотря на землю сарлов с почти четырнадцатикилометровой высоты, через вакуум поверх атмосферы, окутывавшей землю теплым одеялом.

* * *

— Вот это вид, ваше высочество! — Холс словно растерялся на мгновение, потом покачал головой.

— И как же мы оказались здесь, на Четвертом? — спросил Фербин.

— Насколько я понимаю, ваше высочество, окты контролируют башню Д’ненг-оал до этого уровня. Они как-то неохотно признают это, словно смущаются. А может, и правда смущаются.

— Вот как... — протянул Фербин.

Оказывается, народ-последыш контролировал только часть башни. Принц всегда считал, что окты хозяйничают здесь от ядра до поверхности.

— А поскольку за пределами Девятого мы попадаем в область надпалубки, переход из одной башни в другую невозможен.

— Над... чего?

— Мне это объяснил окт через экран, когда ваша милость истекали кровью — прямо на меня. А потом еще раз, довольно пространно, в моей комнате, рядом с вашей палатой.

— Неужели? Будь добр, объясни и мне.

— Это связано с расстоянием между башнями, ваше высочество. От самого низа и до Девятого существует вязь, достаточно просторная, чтобы там ходили лифты. Так называются эти круглые кабины...

— Я знаю, что такое лифт, Холс.

— Так вот, они могут переходить из одной башни в другую благодаря вязи. Но выше Девятого вязи нет, и, чтобы попасть из одной башни в другую, нужно двигаться по поверхности уровня.

Фербин имел довольно смутное представление о таких вещах, впрочем, как и о большинстве других. И опять же его знания могли быть куда как более основательными, слушай он хоть немного своих учителей. Башни поддерживали крыши над каждым из уровней посредством множества ветвей — вязи: ее самые крупные элементы были пустотелыми, как и башни. Каждый из уровней, независимо от того, был он близок к поверхности или ядру, поддерживало одинаковое число башен. Поэтому чем ближе к поверхности, тем больше становилось расстояние между башнями, а на последнем уровне вязи вообще не было — ведь дальше не требовалось ничего поддерживать.

— Весь Четвертый, — сказал Холс, — служит приютом для этих кумулоформ, то есть облаков, наделенных разумом — таким же загадочным и не особенно полезным, как многие иноземцы. Они плавают над океанами, полными рыб, морских чудовищ и всего такого. Точнее, над одним большим океаном. Он заполняет всю нижнюю часть уровня, так же как на любимом Восьмом — земля. Кажется, они охотно перевозят людей между башнями, когда окты просят об этом. Да, и должен прибавить, ваше высочество, добро пожаловать на Удлиненную версию пять; Зурд, — сказал Холс, оглядываясь на массу облаков, простиравшуюся далеко вверх. — Потому что именно так это называется.

— Ну и ну! — поразился Фербин.

— Добрый день. — Голос был похож на целый хор отраженных шепотков и, казалось, исходил от каждой клеточки пузыреобразной стены вокруг них.

— И... гм... вам того же, кумулоформа, — громко произнес Фербин, глядя на облако наверху.

Он ожидающе смотрел вверх несколько мгновений, потом перевел взгляд на Холса. Тот пожал плечами.

— Он не очень-то разговорчивый, ваше высочество.

— Гм. Так почему же, — сказал Фербин, привставая и глядя на Холса, — окты контролируют Д’ненг-оал только до Четвертого?

— Потому что, ваше высочество, — Холс отвернул голову, чтобы сплюнуть на полупрозрачный пол, — более высокие уровни контролируются аултридиями.

— О, мой Бог!

— Да будет жив МирБог, ваше высочество.

— Что, ты хочешь сказать, они контролируют верхние уровни всех башен?

— Нет, ваше высочество.

— Но разве Д’ненг-оал не была всегда башней октов?

— Была, ваше высочество. До недавнего времени. И похоже, это основная причина замешательства октов, ваше высочество. Часть башни у них отняли.

— И кто — эта мерзость! — искренне ужаснулся Фербин. — Нечистоты Бога!

Аултридии были видом-выскочкой, который совсем недавно пробился в число эволютов, но, не теряя времени, проталкивался локтями к самой рампе галактической сцены. И в этом они были не одиноки. Отличали их способ появления и место, откуда они начали свою разумную деятельность как вид.

Аултридии развились из паразитов, которые жили под панцирями и между кожными складками вида, называемого ксинтии. Или, если называть их полным именем, — тягучие аэронатавры ксинтии. Одного из них сарлы и считали МирБогом.

Даже самые жестокие и несентиментальные из галактических эволютов относились к ксинтиям с чувством, похожим на симпатию. Частично это объяснялось тем, что ксинтии немало поработали в прошлом (они были особенно активны в Стадных войнах седой древности, когда сражались с беглыми продуктами нанотеха, Роилыциками в целом и другими монопатичными гегемонистическими проявлениями), но главным образом тем, что они больше никому не угрожали, — а столь гигантской и сложной системе, как галактическое сообщество, казалось, была необходима хоть одна группа, любить которую позволялось всем. Бесконечно древние, когда-то непобедимо мощные, а ныне ограниченные одной жалкой солнечной системой и сведенные к кучке чудаков, зачем-то прячущихся в ядрах пустотелов, ксинтии считались эксцентричными, забывчивыми, доброжелательными, цивилизационно-тупиковыми (согласно расхожей шутке, у них не было энергии для сублимации) и заслуживающими покоя на старости лет (о мертвых только хорошее).

Считалось, что аултридии испортили эти приятные сумерки. На протяжении нескольких сотен тысяч лет великие аэронатавры, этот воздухоплавающий вид космопроходцев, жили в постоянной тревоге. Их беспокоила все возрастающая активность существ, которым они давали приют, — суперпаразитов, которые, словно разносчики заразы, размножились в ожерелье обиталищ аэронатавров вокруг звезды Хоун.