Остин остановился прямо передо мной, и лица коснулось теплое дыхание. Я уперлась взглядом в татуировку голубя на шее, пытаясь сосредоточиться на штрихах перьев на распростертых крыльях, просто чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

Он смахнул упавшую мне на глаза прядь волос и мягко провел пальцем по щеке к переносице. Я заметила, как Остин чуть скривил верхнюю губу, а потом ухмыльнулся.

– Дождь освободил твои веснушки, эльфенок, – хрипло проговорил он.

Внутри все сжалось при мысли о том, что надежный макияж смылся, и я, ощутив себя практически беззащитной, начала паниковать.

– Я…

Но прежде чем я успела закончить фразу, Остин склонился и нежно поцеловал меня в кончик носа, заставив замолчать. А потом скользнул губами по щеке и, добравшись до уха, прошептал:

– Они прекрасны. Мне нравится видеть тебя без макияжа. Настоящую, ту, что скрывается под броней.

Кому нужна поэзия! Слащавые сантименты, сердечки и цветочки. И мужчины, что умеют играть словами. Ведь просто услышав, что Остину нравлюсь настоящая я, сломленная анорексичка, скрывавшаяся под слоем косметики, я ощутила такую легкость в сердце, подобной которой никогда прежде не испытывала.

– Остин… – прошептала я в ответ, и он, потянувшись, взял меня за руку, склонился вперед, практически касаясь грудью моей груди, и свободной рукой захлопнул входную дверь.

Он словно почувствовал, что я опасаюсь его близости и, стиснув мне руку, прошептал:

– Пойдем. Нам нужно обсохнуть.

Остин мягко потянул меня за руку, и я двинулась за ним. Мы направились к большому камину в дальнем конце домика, нашему маленькому мирному местечку, что скрывало от задернутых штор и запертой двери. Когда мы прошли мимо дивана, Остин выпустил мою руку и схватил разбросанные на нем подушки и красное одеяло. А потом разложил их поверх коврика из овчины на деревянном полу.

Остин повернулся ко мне и коснулся ладонями лица.

– Садись, эльфенок. Я разведу огонь.

Нервно сглотнув, я опустилась на пол и уселась на красную подушку. Остин подошел к корзине с дровами и принялся складывать в камин одну деревяшку за другой. Взяв лежащую сбоку от камина спичку, Остин чиркнул ею о камень и поджег высокую груду поленьев.

Повернувшись, он опустился рядом со мной на колени и, поймав мой взгляд, спросил:

– Хочешь пить? Есть? Кажется, в холодильнике есть вода.

При упоминании о воде сердце мое дрогнуло. Он вспомнил, что я пью только воду. Не содовую. Он по-прежнему пытался создать для меня комфортные условия. Он всегда старался, чтобы мне было удобно.

Протянув руку, я коснулась дрожащей ладонью его жесткой, заросшей щетиной щеки.

– Я в порядке, Остин. Просто… посиди со мной…

Парень сглотнул, и на сердце потеплело, когда я поняла, что он тоже нервничал. Остин уселся на ковер рядом со мной и обхватил колени руками.

Погрузившись в свои мысли, он уставился на разгоравшееся пламя в камине. Поленья потрескивали, и комнату заполнил тот неповторимый запах, что исходит лишь от горящих дров.

– Мне не следовало брать тебя туда сегодня, эльфенок. Я чертовски сожалею о случившемся, – наконец произнес Остин. По глубокому тембру голоса я поняла, что он говорил серьезно.

Сказанные Остином слова извинения поразили меня. Он казался расстроенным, сбитым с толку событиями сегодняшнего вечера. Подняв руку, я погладила Остина по растрепанным волосам, успокаивая. Ощутив мое прикосновение, он закрыл глаза. И выглядел при этом очень усталым. Остин медленно начал клониться в мою сторону и наконец улегся на спину, положив голову мне на ногу, и с губ его сорвался усталый, но довольный вздох. И я словно бы вновь вернулась на несколько недель назад, в тот больничный сад.

Как только затылок Остина коснулся бедра, я напряглась, и в голове замелькали обычные панические мысли.

«У меня слишком толстое бедро? Ему противно, какая я на ощупь под тонким платьем? Я вызываю у него отвращение? Я…»

В свете камина глаза Остина казались почти голубыми, перламутровыми, словно у жука-скарабея. Он молча смотрел на меня, наблюдал, как я боролась с собственными демонами. И почему-то само отсутствие его реакции на мою тревогу помогло ей исчезнуть. Остин не извинялся, не потворствовал внутренней панике, как это было прежде. Он просто оставался неподвижным и позволял мне самой ее преодолеть; открыто глядя на меня, терпеливо выжидал, и на лице его читалась лишь забота.

И в этот миг я поняла, что мне никогда в жизни ни с кем не было так удобно. Впервые за многие годы я почувствовала нечто почти нормальное, и в груди возникла тонкая паутинка надежды. На то, что Остин сумеет пробиться сквозь толстую железную стену, возведенную вокруг моего сердца. Что эта болезнь не помешает мне познать, каково это – влюбиться… И я смогу быть с кем-то, не погружаясь в отчаяние и мысли о ненависти к себе. А открыв свое сердце, не увижу, как оно разлетится на осколки.

Глубоко погрузившись в свои мысли, я даже не понимала, что Остин касался моего лица, пока не ощутила, как жесткие подушечки его пальцев мягко прижались к губам.

Я встретилась с ним взглядом, и в глазах его мелькнула… страсть? Возбуждение? Неужели этот парень в самом деле находит меня привлекательной? Нет… невозможно…

– Ты чертовски красива, эльфенок, – прошептал он, прервав мои раздумья, и я ощутила, как эти слова нашли отклик в самой глубокой и темной части души… унося с собой воспоминания об оскорблениях и угрозах голоса.

Глядя сверху вниз на покрытого татуировками парня с пирсингом, я почувствовала, как во мне все сжалось от желания. Между бедер возникло покалывание, дыхание участилось. Я ощущала, словно что-то внутри меня рвалось на свободу.

Остин водил пальцем вверх-вниз по моей шее, и я почувствовала, как затвердели соски, скрытые маленьким влажным лифчиком. Парень вдруг задержал руку, дотронувшись до пульсирующей жилки, и закрыл глаза.

– Черт, эльфенок, – пробормотал он и повернул лежавшую на коленях голову, почти коснувшись губами моего живота. Я ощутила, как теплое дыхание проникло между ног, и, не в силах сдержаться, тихо застонала от удовольствия.

Я вцепилась пальцами в волосы Остина; железная хватка лишь указывала на серьезность желания. Придвинувшись ближе, Остин ткнулся носом мне в низ живота и сквозь тонкую ткань платья принялся целовать пупок. Я ощущала, будто пылала. И прекрасно понимала, что горевший в камине огонь здесь вовсе ни при чем. Все дело было в Остине, терпеливом, понимающем, покрытом шрамами парне.

– Черт, эльфенок, я просто умираю… Я так хочу коснуться тебя, быть с тобой… внутри тебя… – пробормотал Остин и опустил руку, чтобы поправить джинсы.

Я ощутила, как вспыхнуло лицо, и зажмурилась.

«Могу ли я пойти на это? И быть с ним так, как хочется? Способна ли я раздеться? Нет, так далеко я зайти не сумею… И не позволю ему касаться спины… Это будет трудно? Он решит, что я слишком толстая? Как я смогу скрыть достаточную часть себя и пройти через это? Как?…»