Мне хотелось, чтобы она умоляла меня. И не потому, что я жаждал почувствовать свою власть, или как-то унизить её. Вовсе нет. Все эти стоны и мольбы: «пожалуйста, не останавливайся, прошу!» были прямым доказательством подлинности её ощущений. Вопреки здравому смыслу, её желание всегда казалось мне притворным, ненастоящим. Неужели она могла хотеть меня также сильно, как и я её? Чертовски сложно было в это поверить…

Я опустился чуть ниже и закусил её остренький сосок. Провёл по нему языком, и он ещё сильнее затвердел. Девочка издала хриплый стон и начала умолять меня войти в неё. В этот раз мне даже не пришлось просить её озвучить свои желания. Мне нравилась её сговорчивая податливость. То, как она позволяла себе быть рядом со мной тем, кем хотела. Без притворств. Без масок.

Я дёрнул её на себя и вошёл. Девчонка вскрикнула и закусила нижнюю губу. Она всегда была такой громкой со мной, что порой я боялся, что причиняю ей боль. Тогда я замедлялся и вглядывался в её лицо. Брови сдвинуты домиком, рот распахнут, глаза закрыты. Гримаса боли? Возбуждения? Удовольствия? Когда-то тёмной части меня хотелось, чтобы всё эти чувства одновременно жгучим комком распаляли её изнутри… Но теперь… Теперь я боялся своих желаний.

Я продолжил свои движения, но уже более плавно, мягко. Прижал её к себе и почувствовал, как твёрдые соски упираются мне в грудь. Проникая в неё, мне хотелось не сеять разрушение, не выплеснуть свою боль, но, наоборот, защитить. Спасти от страданий, от тьмы и боли. Спасти от себя.

Я чувствовал, как она вся раскрывается навстречу мне, как напрягается под моими пальцами её горячая, покрытая испариной кожа. Я вставил между нашими телами палец и накрыл им маленький пульсирующий бугорок. Нескольких взмахов по нему хватило, чтобы ноги девчонки поджались, а складки начали конвульсивно сжиматься вокруг меня. Она вся изогнулась и начала сотрясаться в сладкой агонии.

Я не мог долго наблюдать за её экстазом и, вскоре, присоединился к ней, наполняя её собой в прямом и переносном смысле.

Мы молча сидели на полу ванной. Она дышала глубоко и часто. Я собирался с духом, чтобы сказать то, что нужно. Но эти слова застревали в пересохшем горле. Глядя на её полуобнажённое нежное тело, я ощутил, как моё сердце до боли сжалось. Мне хотелось дать ей то будущее, которое она заслуживала. Она заслужила получить от жизни всё только самое лучшее. Успех. Стабильность. Любовь. Семью. Но как, чёрт возьми, я мог стать тем человеком, который даст ей всё это, если не способен позаботиться даже о самом себе?!

Только теперь, когда мой мозг потихоньку возвращался в своё обычное состояние, я заметил её измождённый вид. Лицо осунулось. Под глазами залегли тёмные круги. Она не спала? Беспокоилась? Твою же мать! Ну почему я не могу сразу делать всё правильно!

Я взял её маленькую ладошку в свою и немного сжал.

- Кира? – тихо сказал я.

- Что? – её голос охрип. Она закашлялась.

- Я кое-что тебе сейчас расскажу. И если после этого ты захочешь уйти, я пойму, и даже, наверное, буду этому рад. Но, прежде, чем я начну, пообещай мне кое-что?

- Что? – её голос подрагивал от волнения.

- Пообещай, что отпустишь меня. – её ладонь дрогнула, но я продолжил говорить, серьёзно глядя в её распахнутые глаза. – Пообещай, что будешь счастлива. – я сглотнул, пытаясь справиться со странным комом в горле. Никак не мог собраться с духом и сказать, что я не мог дать ей то, что нужно. Пока не мог. Но я отчаянно хотел попытаться. Действительно хотел. Но просто не знал, смогу ли. Дать ей несбыточную надежду? Это ли не жестоко! Зачем заставлять её ждать того, кем я, возможно, никогда не смогу стать? Смогу ли я научиться любить также жертвенно, как она? Справиться с собственными демонами?

Она пристально смотрела на меня какое-то время. Уголки её губ опустились вниз и стали подрагивать, и на секунду мне показалось, что она вот-вот заплачет. Но девчонка сдержалась и медленно кивнула в ответ.

- Хорошо. Тогда слушай.

Её глаза становились всё больше и больше по мере того, как я открывал ей новые подробности своей жизни. Я никогда ещё никому не рассказывал о своём детстве. О непростых отношениях с бабкой. О моей странной жизни отшельника. Но тут меня будут прорвало. Я говорил и говорил, не силах остановиться.

Мой отец. Моя мама. Их встреча. Их дальнее родство. Моё рождение. Её смерть. Я не утаил ничего. В конце Кира с ужасом прикрыла рот ладонью. Слёзы тихо капали с её подбородка прямо на наши переплетённые пальцы. Я старался не смотреть на неё, говорил в пустоту. Я знал, что если посмотрю на неё, если до конца осознаю её присутствие рядом, то, возможно, не смогу закончить свой рассказ. А она имела право знать эту историю. Пожалуй, такое же право, как и я сам.

Наконец я замолчал. Тяжкое бремя знания, которое я загонял куда-то глубоко внутрь последние сутки, теперь снова вырвалось на свободу. Мне казалось, будто я выпустил наружу какой-то страшный вирус, который теперь мог заразить и Киру. Я уже видел, как он проникал в её сердце, наполняя его своей горькой правдой. Наверное, она уже никогда не посмотрит на меня как прежде.

Моя эгоистичная и трусливая сущность умоляла меня скрыть или приукрасить хотя бы часть правды. Умолчать о том, что я подозреваю у себя наследственное психическое расстройство. Или о моей, видимо, прогрессирующей, несмотря на все мои попытки, наркотической зависимости. Жалкий писклявый голосок убеждал меня: «Посмотри на неё. Теперь ты внушаешь ей лишь отвращение. Она даже не смотрит на тебя! Ты просто урод! Она ни за что не примет тебя таким! Никто не примет!»

Паника подступала к горлу. Но я пытался не обращать на неё внимание. Хоть раз в жизни я должен был сделать то, что правильно, а не то, что хочется.

Когда я закончил рассказ, то никак не мог заставить себя взглянуть ей в лицо. Я вздохнул и прикрыл глаза. Сердце колотилось так, будто я пробежал несколько километров. Кира молчала рядом со мной. Она не знала, что сказать. Да и я сам не знал.

- Уйди, прошу. – только и мог вымолвить я.

Но она не шелохнулась.

- А ты что? Останешься тут один? – тихо спросила она. Её ладонь ласково, но осторожно дотронулась до моего лица.

- Не надо. – прохрипел я, хватая её за запястье.

- Почему? – не сдавалась она.

- Да неужели ты не видишь?! – не выдержал я. – Я только внешне человек! А внутри… Я будто… будто животное! Нет, даже хуже! Я вот даже сейчас почти ничего не чувствую! Хотя любой нормальный человек должен чувствовать… а я – нет!

- Ты просто в шоке! – продолжала она защищать меня. – Твой разум просто пока не знает, что ему чувствовать, поэтому…

- Да прекрати уже! – сорвался я. – Почему ты просто не хочешь признать очевидное! Со мной что-то не так! Точнее, со мной ВСЁ не так!