– Нет.

Жесткое слово. Короткое слово. Слово, за которым должно последовать объяснение, и оно последовало. Вадик остановился у стены, повернувшись спиной к собеседникам, провел руками по старым обоям, что-то сковырнул и, вытерев ладонь о джинсы, заговорил:

– Русалок не существует. И Черная книга – это сказки для...

Для таких дурочек, как Ольга, специально, чтобы внимание отвлечь, занять и избавиться от докуки.

– Но ты же не можешь отрицать, что в округе неладно. И началось это после Майкиного исчезновения.

– Ну...

– Федька, хотя бы на секунду оставь обиды и подумай. Она сошла на следующей станции, значит, хотела вернуться. Может, ее уже ждали и... это кто-то наш, местный. Да, я сначала на студента того грешил, думал, что он ее... А он Софью, как и обещал, увез. Женился. У них дочка.

– Я знаю.

– Знаешь, только думать не хочешь. – Резко повернувшись, Вадик в два шага преодолел расстояние до стола и, вырвав альбом, вытащил снимок. – Смотри. К кому она могла уйти? Она не выезжала из Погарья, то есть познакомиться с кем-то не имела возможности. Из пришлых здесь был только Мичагин, а он отпадает, потому что зачем ему Майя, когда он на Софье женился?

– Умный, да?

– Не такой тупой и упертый, как вы. Знаешь, если бы у меня тогда были сегодняшние возможности, я бы... Да ладно, чего там говорить. Я информацию по крохам собирал, годами. Выяснял, выспрашивал, договаривался. Нанимал кой-кого, хотя, конечно, попусту. Ну да не суть важно, главное, что я только недавно понял, в чем дело. Лист дай. И ручку.

Федор молча встал, вышел и вернулся через несколько минут с обтрепанным блокнотом и старой, замотанной все той же изолентой, ручкой.

– Спасибо. Смотри. Помнишь, что было в восемьдесят девятом?

– Кто тут не помнит.

Они об убийствах, о тех смертях, про которые в статье писали. Статью Ксюха откопала в Интернете и, прочитав, решила поймать русалку. А Ольга согласилась. Какие же они дуры...

– Смотри, первым утонул Пригожский. Кем он был?

– Да откуда я знаю! – вспылил Федор. – Какая разница, кем?

– Большая. Турист он был, и опытный. Я узнавал, он лет двадцать кряду в походы ходил, причем серьезные, не чета этой его последней вылазке. А еще у него увлечение имелось – он о своих походах статейки писал в журнал один. О том, что видел интересного... или кого?

Выразительный взгляд, сопение Федора и лихорадочная, непривычная суетливость Вадика, рисующего на листе бумаги второй квадрат.

– Следующим была парочка приезжих, ну эти в схему не вписываются, они сами по себе. Я дело подымал, они там бутылку на двоих вылакали и в озеро полезли. Дальше – Степан Темнев. Муж Екатерины Андреевны. Помнишь, кем работал?

– Лесник?

– Вот именно. Он, как и Пригожский, мог что-то видеть.

– Или как Кушаков. Гришка ведь видел. – Федор потер лоб и, уставившись на Ольгу, спросил: – Может, ты все-таки спать пойдешь?

Нет, теперь она точно не пойдет, слишком глубоко увязла в чужом прошлом, да и не хочется ей оставаться на ночь в доме Федора. Здесь пахнет ненавистью, обидой и несложившейся жизнью. Здесь место для выцветающих снимков, старых часов, стрелки которых замерли на без пятнадцати три и дергаются, пытаясь сорваться с места, сдвинуться еще хотя бы на минуту. Цокают, трутся друг о друга шестеренки в беспомощной попытке одолеть время.

– У Гришки бинокль был, дедов еще. Он с ним в кустах засел, за дачницами следить, ну и... кто-то мог решить, что он не только дачниц видел, – Федор ткнул в лист и велел: – Рисуй. Кто еще?

Имена. Много имен, которые Ольга слышит впервые. Они выстраиваются на листе, разделенном на три части. В первую Вадик выписывает местных, а во вторую и третью – пришлых, разделяя их по одному ему известному принципу.

Ольга следит, Ольга изо всех сил старается запомнить, не упустить ничего, но все это слишком сложно и запутано, слишком далеко. Все это не имеет отношения к русалкам.

Она задремала. И во сне, который по сути и не был сном полноценным, но упорно тянулся к реальности, выхватывая из нее то фразы, то извращенные восприятием картины, вроде текущих по белому полю скатерти чернил, продолжала слушать.

Тикают часы, но стрелки не шевелятся.

Плещет вода, волна за волной вверх по берегу, вылизывая его до слюдяного блеска, забираясь выше и выше, соскальзывая со всхлипами и вздохами.

– ...да ты не понимаешь, о чем говоришь! – Этот крик вырвал из дремоты, пусть неуютной, но ставшей уже привычной, обжитой.

– Я прав! Ты же сам видишь, что я прав!

Глаза режет светом, голова гудит, во рту сухо. Все-таки заснула? Или не спала? Как разобраться? Ольга подавила зевок и потерла глаза.

– Да какой «прав»! – Федор скомкал лист бумаги и швырнул его в угол комнаты. – Ты сочинил!

– Зачем мне?

– Чтобы отмыться. Тебе ж поперек горла стоит, что это ты Майку потерял! Вот и... убирайся! Оба убирайтесь, и если я тебя еще увижу, то...

– То что? – Вадик, наклонившись, подобрал лист, расправил осторожно и, сложив вчетверо, сунул в карман. – В озере утопишь? Или по голове бревном? Я прав. Ты знаешь, что я прав, пусть и доказательств нет. Но найти можно. Федька, не глупи...

Он, разумеется, сглупил, выставил за дверь, сунув напоследок пакет с мокрой и грязной Ольгиной одеждой, захлопнув дверь, выключив свет, так что дом превратился в черную громадину, неуютную и недружелюбную.

– Что ты ему сказал? – спросила Ольга, устраиваясь на переднем сиденье машины. В салоне было холодно и ощутимо пахло илом, которого тут попросту не могло быть, однако же он был этаким напоминанием об озере. – Что ты сказал? Почему он разозлился?

Вадик повернул ключ в замке зажигания и, не оборачиваясь, проронил:

– Не твое дело.

– Мое, я...

– Ты сейчас приедешь домой и займешься тем, для чего тебя наняли. Ясно?

А с ней, с Майей, исчезнувшей святой, он тоже разговаривал подобным образом? Тогда понятно, почему она другого предпочла. Впрочем, эту догадку Ольга оставила при себе. Хватит с нее на сегодня приключений, хватит неприятностей, завтра она все забудет и действительно займется тем, для чего ее наняли.

– Извини, – буркнул Вадик уже на пороге дома. – Я не хочу, чтобы ты лезла в это. Слишком опасно и... ты – хороший человек.

– Вадик... – Ольга вдруг спохватилась, что не выяснила одну вещь. Очень-очень важную вещь. – А дезинфекция... Я случайно услышала, разговор и... каким боком тут дезинфекция? И симптомы?

– Никаким.

Объяснит? Или снова наорет?

– У Георгины Витольдовны есть молочный заводик, недавнее приобретение. В продукции нашли кишечную палочку. Нужна дезинфекция. И проверка персонала, потому что, возможно, это нарочно сделано. Симптомы подставы налицо. Но, Оля, тебя это и вправду не касается. Спать иди. Спокойной ночи. И... извини, пожалуйста.