И смоталась только когда фотки с Русом выплыли в сеть! И я его прижал!

Я хотел еще раз поговорить с Русом, но он свалил куда-то за пределы страны.

Может… Может, даже с ней?

Ярость и ревность заливали глаза красным. И мозг — тоже.

А когда мозг отрубается, остальное летит в задницу.

Я и полетел. Не помню, сколько раз за все это время ночевал в своей кровати, все время меня где-то носило. Хорошо, что больше никаких серьезных сделок заключать не нужно было, да и брат вернулся в город.

Мое поведение не вызвало особого удивления у Темира, да и вообще, он был каким-то груженым, а потому я и не спешил с ним ничем делиться. Да и чем? Своей тупостью? Тем, что, все время прикалываясь над дураками, легко попадающими в медовые ловушки, сам в итоге оказался таким же?

Нет уж!

Через пару дней беспрерывного загула я пришел в себя. Верней, Темир привел в чувство, по-свойски, по-братски. Кулаком.

Заставил встряхнуться.

Я начал работать, навесил обычную свою зубоскальную маску… И это помогло! Отвлекло, по крайней мере!

Жить не получалось пока, но существовать — вполне.

За все это время я, невольно передумывая, перемывая события своего ложного счастья, хотел только одного: найти мелкую сучку и задать ей в лицо один вопрос: «Чего тебе реально не хватало?»

И, пожалуй, удовлетворить ее хотелки. Но теперь по-честному, без залитых розовой ватой глаз. И к своему удовольствию. Только к своему.

Больше я на ее удочку попадаться не собираюсь.

— Мышка?

Вздрагивает, смотрит на меня так, словно дьявола увидела. Сжимается…

Куда делась твоя смелость, Мышка? Ты же совсем недавно мне такой красивый фак показывала? Или это новая маска твоя?

Ничего, я тоже умею играть, тем более, что за время спуска по лестнице на пять этажей привел эмоции в порядок. Относительный, конечно, потому что все равно шарашит сильно по мозгам. По нервам.

Она такая маленькая в этой смешной форме горничной. Умилительная. Няшная агрессия, это называется. Вычитал когда-то в инсте, поржал над диссонансом. А оно… Оно реально есть.

Стоит, перебирает пальцами тонкими ручку тележки, кудряшки на шее вьются, губы шевелятся. В глаза не смотрит, бормочет что-то про работу, норовит мимо скользнуть… Да ты же рада должна быть до задницы, что я пришел! Или… Опять на крючок хочешь зацепить? Да? Что дальше? Будешь убеждать, что все это мне привиделось? И не было твоего загула, побега, блядства?

Ну, попробуй… Попробуй, Мышка. А я… А я позволю, чтоб убедила. Поиграем по моим правилам теперь, сучка меркантильная.

— Подождут, — пресекаю ее фальшивые попытки свалить, — если будут спрашивать, скажешь, что я задержал.

Глаза. Мне нужны ее глаза. Какие они? Такие же чистые, прозрачные, как обычно? Неужели, никакого сожаления? Стыда? Нихрена? Да?

Не выдерживаю, тяну к ней ладонь, приподнимаю за подбородок, мелочно радуясь тому, как вкусно она вздрагивает.

Мышка послушно замирает и смотрит мне в глаза.

И… Сука, я умираю! Это — просто дичайший удар по нервам! По всему! Взгляд у нее чистый, я не ошибся. Прозрачный такой. А в глубине — что-то странное… Боль? Обида? Прикушенная до побеления губа… Так играть… Это же в ней охренительная актриса умерла.

Моргает, разрушая момент, пытается вырвать подбородок, не пускаю.

Опомнившись, продолжаю играть:

— Мышка, ты меня избегаешь, что ли? Не пойму…

Пропускаю мимо ушей нелепое бормотание про работу, учебы и прочее, додавливаю, давая ей неплохой шанс на примирение:

— Давай все же пообщаемся на нейтральной территории… Неужели, не о чем?

Ну давай… Соглашайся, хватит ломаться… Меня самого ломает от твоего взгляда. И твоей близости. Как наркоман, подсадила на себя… Вроде, переломало, но нифига. Стоило источнику кайфа опять оказаться в пределах доступа — и все полетело к ебеням.

Причем, мозг-то функционирует! Мозг орет, что это — путь в пропасть! Что самым идеальным, самым лучшим вариантом будет отпустить ее, отказаться, перебороть себя и сломать ее тупую игру!

Мозг орет, но все внутри протестует против этого.

Руки помнят нежность ее кожи, глаза не могут оторваться от ее губ прикушенных, и дико хочется не разговаривать с ней, а просто сгрести в охапку, опять ощутить тепло, хрупкость ее хрустальную, сладость от обладания… Мне хочется опять окунуться в кайф.

Разрушительный, смертельный для меня в итоге.

И потому любое сопротивление воспринимается сейчас болезненно. Ее «нет» — это ножом в грудь! Какое, блять, «нет»? Хватит играть уже! Надоело!

— Тележку поставила. И за мной.

Все.

Это уже прямой приказ. И точка отсчета.

Попробуй не пойти только.

По идее, после этого Мышь должна согласиться, типа, под гнетом обстоятельств. Полностью перекладывая ответственность за возобновление наших отношений на меня. Как и в первый раз.

И я, кстати, вообще не против. Пусть. Пусть так. Похрен.

Похрен, как, но я ее сегодня трахну.

Мышь отказывается, задирает подбородок, дергает тележку, пытаясь пройти мимо. Наивная.

Даю ей видимость свободы, прикидывая, куда ее тащить. Сразу к себе, на двадцать шестой, или куда-нибудь здесь? В один из номеров?

И в этот момент у нее звонит телефон, а затем падает, а еще через мгновение с огромным изумлением слышу на весь коридор раздающийся глумливый мужской голос:

— Твой адресок сказать, сучка? Саратовская область, поселок Рабочий, дом пять, квартира семь. Твоя мать работает по сменам, сейчас она в ночной. Твой брат сейчас дома. Хочешь, навестим его, сучка?

Мышь с невнятным писком ныряет вниз, за трубкой, но я успеваю раньше.

Перехватываю дешевенький аппарат, прикладываю к уху. Интересно же узнать, кто это так смеет разговаривать с моей, практически, собственностью?

— Слушаю внимательно.

На том конце на мгновение охреневают, услышав мужика вместо испуганной девчонки, Мышь молча неловко поднимается с корточек, смотрит на меня огромными глазами, губу прикусывает до бледности. Испугалась? Чего? Его? Меня? Того, что я узнаю что-то, чего нельзя узнавать?

— Ты кто, бля, такой? — наконец, приходит в себя оппонент.

— Тот, с кем ты будешь теперь говорить по этому номеру. — Жестко отвечаю я, — говори, что хотел.

— Ебарь ее? — приходят к вполне логичному выводу на том конце трубки, — ну супер. Значит, ты ее долг и покроешь.