Гитлер в очередной раз менял планы: по его личному настоянию в июле продвигавшаяся к Москве группа армий Центр приостановилась из-за сильного сопротивления русских, зато последовали удары в северном направлении, на Ленинград, и группа Юг быстро захватила Украину. Под Киевом в очередной раз были окружены значительные силы русских, и победоносные танкисты вновь воспрянули духом. «Невероятное торжество», – писал Ганс-Эрдманн Шёнбек46. Вновь бесконечные колонны обреченных пленников, на этот раз 665 000 человек, побрели на запад в лагеря, где им предстояло умирать от голода. Примерно в это же время, 2 октября, Василий Гроссман и его коллеги, военные корреспонденты, изучали в гостинице в Орле, в 500 км к югу от Москвы, школьную карту Европы: «И мы подходим к этой карте и смотрим; страшно становится, как мы далеко отступили»47.

Через два дня он описывал само отступление:

«Я думал, что видел отступление, но такого я не то что не видел, но даже и не представлял себе. Исход! Библия! Машины движутся в восемь рядов, вой надрывный десятков одновременно вырывающихся из грязи грузовиков. Полем гонят огромные стада овец и коров, дальше скрипят конные обозы, тысячи подвод, крытых цветным рядном, фанерой, жестью, в них беженцы с Украины, еще дальше идут толпы пешеходов с мешками, узлами, чемоданами. Это не поток, не река, это медленное движение текущего океана, ширина этого движения – сотни метров вправо и влево»48.

Описанное Гроссманом бегство было вызвано стремительным продвижением немцев на юг. Тем временем на севере был окружен и блокирован со всех сторон Ленинград. В этот период русские еще не собрались с духом, отчаянно не хватало организации и руководства. Операции срывались из-за отсутствия радио и телефонной связи. Красная армия успела потерять без малого 3 млн человека – по 44 000 в день – в основном в огромных котлах под Киевом и Вязьмой. К началу войны Сталин располагал 5 млн солдат, теперь же их число сократилось до 2,3 млн. К октябрю на контролируемой немцами территории оказалось 90 млн человек, 45 % довоенного населения СССР; было захвачено две трети довоенных производственных мощностей страны.

Иностранные наблюдатели, остававшиеся в Москве, особенно англичане, считали поражение России неизбежным и гадали только, долго ли еще продлится сопротивление. Но солдаты продолжали упорно сражаться. Голодные, плохо вооруженные, порой вовсе без оружия – кто не погибал при первой схватке, тот подбирал винтовку убитого. Не хватало даже коктейлей Молотова, этого примитивнейшего антитанкового оружия, но вскоре женщины на заводах начали заполнять по 120 000 бутылок в день. На каждого убитого немца приходилось двадцать погибших русских, шесть советских танков – на один германский. В октябре страна несла даже более тяжелые потери, чем летом: было уничтожено еще 64 дивизии. Но уцелевшие формирования все еще удерживали свои позиции. Василий Гроссман, поговорив с капитаном Козловым, евреем, командовавшим моторизованным батальоном стрелков на Южном фронте, записал: «Капитан Козлов, человек очень храбрый, много раз водивший свой мотострелковый батальон в тяжелые атаки, говорил мне, что он, наоборот, храбр оттого, что убежден в своей смерти и ему все равно, придет к нему смерть сегодня или завтра»49. Вполне вероятно, что Козлов говорил правду.

От окончательного поражения Россию спасли только размеры ее территории и ее армий. Немцы захватили значительную часть страны, однако еще бόльшая часть оставалась свободной. Фронт, длина которого изначально составляла 1700 км, растянулся на 2600 км от Ленинграда до Одессы. Нападавшие перебили сотни советских дивизий, но на смену им всегда являлись новые. Правительство поначалу было напугано тем, с какой готовностью иные подразделения сдавались в плен и как приветливо недавно вошедшие в состав Союза области – Прибалтика, Украина – встречают немцев. Но и немцы были уже не просто удивлены, а встревожены зверским упорством сопротивления. Многие русские бились до последнего, смерть каждого из них стоила вермахту определенных усилий, расходовались боеприпасы и уходило драгоценное время. Юные крестоносцы Гитлера пьянели от восторга, проносясь на своих танках по покоренной земле – сотня за сотней километров, – но и машины устают, не только люди. Снашивались гусеницы, рвались провода, ломались пружины. Занесенный над Россией бронированный кулак слабел: вышли из строя 20 % первоначального боевого состава, две трети танков и других машин. В одном танковом подразделении осталось всего 38 танков, в другом – менее 60. Командир дивизии писал о необходимости сократить потери, «пока мы не запобеждались до смерти»50.

В сентябре казалось – до Москвы рукой подать. Но хотя советские контратаки все еще были неуклюжи, как под Смоленском с 30 августа по 8 сентября, они не ослабевали. За три года по май 1944 г. немцы ежемесячно теряли на Восточном фронте в среднем 60 000 человек, и хотя противник нес значительно бόльшие потери, то была страшная статистика. Вот история одного из стольких тысяч немцев – лейтенанта Вальтера Рубарта, погибшего 26 октября в сражении за Минское шоссе под Москвой. За полтора года до того он, тогда еще в чине сержанта, первым пересек Маас. Червячок сомнения закрался в души его товарищей. «Возможно, это лишь “болтовня”, будто враг сокрушен и никогда не оправится, – писал Ханс-Юрген Хартманн. – Ничего не могу с собой поделать – я в полной растерянности. Неужели война действительно полностью закончится до зимы?»

Но самоуверенность Гитлера не поколебалась ни на йоту. Ленинград был окружен, Украина захвачена: обеспечив безопасность флангов, фюрер готов был возобновить натиск на Москву. В речи 2 октября он назвал Московскую кампанию «последней крупной и решающей битвой этого года», которая «сокрушит СССР». Гельмут фон Мольтке писал: «Если мы не добьемся успеха в этом месяце, мы никогда его не добьемся»51. Но зима была уже слишком близка. Продвижение давалось немцам дорогой ценой: русские выиграли время и успели укрепить свои позиции под Москвой. 29 июля Жуков, самый талантливый из военачальников Сталина, лишился должности главы генерального штаба за то, что настаивал на эвакуации Киева. Затем Жуков был назначен командующим Резервным фронтом, на этом посту быстро показал себя человеком незаменимым, и ему была поручена организация обороны Ленинграда. Теперь Жуков был вызван в Москву и принимал меры для спасения столицы.

Шесть немецких армий – 1,9 млн солдат, 14 000 орудий, тысяча танков, 1390 самолетов – принимали участие в гитлеровской операции Typhoon, «решительном» сражении под Москвой. Вновь германские войска рванулись вперед, и вновь русские понесли тяжелые потери: восемь советских армий отступали, отчаянно обороняясь, многие подразделения были разбиты, еще большее их число оказалось отрезано от основных сил. Майор Иван Шабалин, политрук, пытавшийся вывести множество отбившихся от своих частей солдат из окружения, записывал в дневнике 13 октября, за несколько дней до своей гибели: «Мокро, холодно, мы продвигаемся ужасно медленно – весь транспорт увяз на грязных дорогах… Более 50 машин пришлось оставить на дороге, которая больше похожа на болото, примерно столько же застряло на соседнем поле. В 06:00 немцы открыли огонь – непрерывный обстрел из пушек, мортир и тяжелых пулеметов продолжался весь день… Не помню, когда я в последний раз нормально спал»52. 15 октября немецкий стрелок-танкист Карл Фукс торжествовал: «Отныне русское сопротивление будет незначительным. Все, что от нас требуется, – катить вперед… Нашим долгом было сражаться и освободить мир от коммунистической заразы. Однажды, спустя много лет, мир поблагодарит немцев и нашего возлюбленного фюрера за победу здесь, в России»53.