Я знаю трех людей, с которыми никогда не посоветовал бы связываться. Говоря «никогда», я говорю это совершенно серьезно. Один из них — Бубба, и причина этого должна быть вам понятна. Второй — это Девин Амронклин, коп из бостонского убойного отдела. Ну а третий, однако, это несомненно Чезвик Хартман — с последним связываться, думаю, опаснее, чем даже с Буббой или Девином, так как в арсенале его имеется несравненно больше оружия.

Один из лучших юристов по уголовным делам не только в Бостоне, но и во всем графстве, он берет примерно восемьсот долларов за час своей работы. И он всегда нарасхват. Живет он на Бикон-Хилл, имеет дом в Аутер-Бэнкс в Северной Каролине и летнюю виллу на Майорке. У него также имеется сестра Элиза, которой я несколько лет назад помог выпутаться из опасной ситуации. С тех пор Чезвик отказывается брать с меня деньги и готов пролететь 1400 миль через час после моей просьбы.

Но конечно, это перекореживает все его расписание, и когда еще вдобавок эти туземные копы отнимают его время своим недоброжелательством, его портфель и монблановская ручка превращаются в ядерную ракету и пусковой механизм.

Сквозь грязное окно комнаты для допросов я мог видеть помещение для инструктажа с жалюзи еще более грязными, и через двадцать минут после того, как Джефферсон оставил меня, там разразилась буря — в заставленное столами помещение ворвался Чезвик, а за ним целая орава полицейского начальства.

Полицейские ругались с Чезвиком и между собой, упоминая Джефферсона и какого-то лейтенанта Граймса, и когда Чезвик, распахнув дверь комнаты для допросов, вошел ко мне, среди полицейских был уже и Джефферсон.

Едва взглянув на меня, Чезвик тут же сказал:

— Дайте моему клиенту воды. Немедленно!

Один из полицейского начальства вернулся в помещение для инструктажа, остальные же гуськом потянулись ко мне. Чезвик склонился надо мной, разглядывая мое лицо.

— Вот хорошо. — Он покосился через плечо на потного седовласого полицейского с нашивками капитана на кителе. — По меньшей мере, три из его порезов на лице нарывают. Как я понимаю, плечо у него, возможно, сломано, но за бинтами мне ничего не видно.

— Знаете ли… — промямлил капитан.

— Сколько времени вы здесь находитесь? — спросил он меня.

— С трех сорока шести утра, — ответил я.

Он взглянул на свои часы:

— А сейчас четыре дня.

Он вскинул глаза на потного капитана.

— Ваше отделение виновно в нарушении гражданских прав моего клиента, а это преступление перед федеральным законодательством.

— Ерунда, — сказал Джефферсон.

Когда на стол передо мной были поставлены графин с водой и стакан, Чезвик, повернувшись к полицейским, поднял графин и достал из нагрудного кармана носовой платок. Он смочил платок водой, брызнув на ботинки Джефферсона.

— Слыхали о Родни Кинге, патрульный Джефферсон?

— Инспектор Джефферсон, — поправил его тот, разглядывая свои мокрые ботинки.

— Ну, это пока я еще не разделался с вами. — И Чезвик опять повернулся в мою сторону и принялся смачивать мокрым платком мои порезы. — Чтобы вам все стало окончательно ясно, джентльмены, вы сели в лужу. Не знаю, как делаются дела у вас здесь, и не хочу знать, но вы продержали моего клиента в невентилируемой каморке больше двенадцати часов, а это означает, что, какие бы показания он ни дал, судом они приняты не будут.

— Здесь есть вентиляция, — сказал полицейский, и глаза его сверкнули.

— В таком случае включите кондиционер, — сказал Чезвик.

Полицейский уже направился к двери, но тут же остановился и покачал головой, так как понял, какую глупость сморозил. Когда он вернулся, Чезвик встретил его улыбкой:

— Выходит, что кондиционер в этой комнате был отключен намеренно. Сделайте себе зарубку, джентльмены, так как основания для привлечения вас к суду у меня уже есть и число их множится каждую минуту. — Он отнял от моего лица платок и передал мне стакан воды. — Еще какие-нибудь жалобы, Патрик?

В три секунды я выдул полный стакан.

— Они грубо разговаривали со мной.

Он скупо улыбнулся мне и похлопал по плечу, отчего я готов был взвыть.

— Отныне разговаривать с ними буду я.

Джефферсон выступил вперед, приблизившись к Чезвику.

— Ваш клиент трижды выстрелил в человека. Его партнерша прострелила горло другому. Третий был сброшен с моста прямо в автомобиле, отчего и почил в водах залива Тампа.

— Знаю, — сказал Чезвик. — Я видел пленку.

— Пленку? — отозвался Джефферсон.

— Пленку? — отозвался потный капитан.

— Пленку? — отозвался я.

Чезвик сунул руку в портфель и швырнул на стол видеопленку.

— Это копия, — сказал он. — Оригинал находится в фирме «Миган, Фибел и Элденберг» в Клируотере. Пленка была им доставлена в девять утра частным курьером.

Джефферсон взял в руки пленку, и из-под волос на лбу у него выкатилась тонкая струйка пота.

— Вот, угощайтесь, — сказал Чезвик. — Пленка была заснята человеком, ехавшим на юг и проезжавшим по Солнечному мосту в момент, когда все это происходило.

— Кто он? — спросил Джефферсон.

— Это женщина по имени Элизабет Уотерман. Насколько мне известно, ночью на мосту вы арестовали ее возлюбленного, Питера Мора, за управление транспортным средством в нетрезвом состоянии и кучу других нарушений. Насколько мне известно, он дал вашим людям показания, подтверждающие видеозапись, но вы посчитали возможным проигнорировать эти показания, так как трубка, в которую он дышал, зафиксировала наркотики.

— Это вранье, — сказал Джефферсон и обернулся к коллегам, ища у них поддержки. Не получив ее, он так сжал в руке пленку, что я подумал, будто ей конец.

— Запись вышла немного туманной из-за дождя, а также потому, что снимавшая волновалась, — сказал Чезвик, — но большая часть происшествия зафиксирована.

— Вы меня разыгрываете, — сказал я и рассмеялся.

— Да что, я совсем уж того, как вы думаете? — произнес Чезвик.

В девять часов того же вечера нас отпустили.

До этого меня осмотрел доктор больницы «Приморская», причем двое полицейских стояли в десяти шагах в течение всего осмотра. Доктор обработал раны и дал мне дезинфицирующее средство, чтобы блокировать дальнейшее нагноение. Рентген показал явную трещину в лопаточной кости, но полного перелома там не оказалось. Доктор сделал мне свежую перевязку, подвесил руку на перевязь и посоветовал мне по меньшей мере месяца три не играть в футбол.

Когда я спросил его, не осложняют ли трещину моей скапулы раны, которые получила моя левая рука год назад в схватке с Джерри Глинном, он осмотрел и руку.