При изучении этой проблемы лорд Бингхэм (главный судья Британии) заметил:

Давайте пресечем беспокойство, что биологические объяснения станут аргументом для освобождения преступников на основании отсутствия их вины. Будем ли мы по-прежнему наказывать преступников? Да. Освобождение всех преступников не является ни целью, ни будущим усовершенствованного понимания. Объяснение не эквивалентно оправданию. Общество заинтересовано, чтобы на улицах не было плохих людей. Мы не отказываемся от наказания, но уточняем способ наказания.

Исследование мозга и поведения само по себе находится в центре концептуального сдвига. Исторически врачи и юристы соглашались, что существует различие между неврологическими («проблемы в мозге») и психическими («проблемы с психикой») расстройствами[273]. Всего столетие назад превалировало мнение, что с людьми, страдающими психическими заболеваниями, нужно обращаться жестко — депривацией или истязанием. Таким же было отношение и к другим нарушениям: например, еще несколько веков назад люди питали отвращение к эпилептикам из-за того, что воспринимали их припадки как одержимость дьяволом — возможно, прямое воздаяние за их предыдущее поведение[274]. Неудивительно, что подобный подход оказался безуспешным. В конце концов, хотя чаще всего психические расстройства — это результат слабых форм патологий мозга, они базируются на биологических элементах мозга. Врачебное сообщество признало это, поменяв терминологию: сейчас психические расстройства именуются органическими нарушениями[275]. Термин показывает, что у психической проблемы есть физическая (органическая) основа, а не чистая «психическая», не имеющая отношения к мозгу, — концепция, которая в наше время имеет мало смысла.

Что лежит в основе сдвига от осуждения к биологии? Возможно, наибольшей движущей силой стала эффективность фармацевтического лечения. Никакая взбучка не выведет из депрессии, но маленькая таблетка под названием флуоксетин часто творит чудеса. Симптомы шизофрении нельзя победить посредством экзорцизма, но их можно контролировать с помощью рисперидона. Маниакальный синдром не отреагирует на беседы или остракизм, но поддастся влиянию лития. Такие успехи, большинство которых были достигнуты за последние шестьдесят лет, подчеркивают идею, что не имеет смысла называть некоторые нарушения проблемами мозга, а остальные ссылать в неизъяснимое царство психики. Напротив, к психическим проблемам стали относиться так же, как относятся к сломанной ноге. Нейроэндокринолог Роберт Сапольски приглашает нас взглянуть на этот концептуальный сдвиг с помощью ряда вопросов:

Чем больше мы узнаём о цепях мозга, тем сильнее ответы сдвигаются от обвинений в потакании себе, недостатке мотивации и плохой дисциплине в сторону биологических причин. Переход от осуждения к науке отражает современное представление, что наше восприятие и поведение управляются недоступными подпрограммами, которые можно легко нарушить, как мы это видели на примере людей с разделенным мозгом, жертв лобно-височной деменции и азартных больных паркинсонизмом. Однако то, что мы ушли от осуждения, вовсе не означает, что мы в полной мере понимаем биологию.

Нам известно, что существует сильная взаимосвязь между мозгом и поведением, но нейровизуализация остается примитивной технологией, неспособной внести весомый вклад в оценку виновности или невиновности, особенно в индивидуальных случаях. Методы построения изображений основываются на обработке сигналов о циркуляции крови и охватывают несколько десятков кубических миллиметров мозговой ткани. Но в одном кубическом миллиметре мозговой ткани находится сто миллионов синаптических соединений между нейронами. Поэтому строить нейроизображения в современном виде — все равно что попросить астронавта выглянуть из иллюминатора космического корабля и оценить, что делает Америка. Он может заметить гигантские лесные пожары или дым, поднимающийся вследствие вулканической деятельности Рейнира[277], но никогда не увидит, привело ли крушение фондового рынка к масштабной депрессии и самоубийствам, вызвали ли бунт межнациональные конфликты и болеет ли население гриппом. У астронавта нет такого оборудования, чтобы различить эти подробности, точно так же и у современного нейробиолога нет оборудования, чтобы делать подробные заявления о состоянии здоровья мозга. Он ничего не может сказать ни о мелких деталях микросхем, ни об алгоритмах, которые работают с океанами электрических и химических сигналов в миллисекундном масштабе.

Психологи Анджела Скарпа и Адриан Рейн провели исследование, в ходе которого обнаружили различия в мозговой активности между осужденными убийцами и контрольными субъектами, однако эти различия трудноуловимы и обнаруживаются только при групповом измерении. Поэтому фактически они не имеют диагностического значения для отдельного человека. То же верно и для исследований по нейровизуализации, проведенных с психопатами: на уровне популяции отмечаются измеримые различия в анатомии мозга, но в настоящее время они бесполезны для индивидуальной диагностики[278].