Так что же теперь делать?

Шарлотта все же забрала мисс Траск к себе, и теперь Эвелин не обратила внимания, какое именно платье выбрала для нее Мэри. Только когда девушка начала застегивать пуговицы на спине, Эвелин поняла, что одета в желтое. Она понятия не имела, как называется этот оттенок. «Сухая палка» или «старая курица» — вот эти названия как нельзя кстати соответствуют ее настроению.

— Вы такая красивая, — решила приободрить хозяйку Мэри.

В самом деле? Эвелин было все равно. Она чувствовала себя куском свинца или, вернее, пирита, поскольку нацепила на себя атласное платье безвкусного желтого цвета.

Она заставила себя улыбнуться, хотя внутренне дрожала при мысли о том, что встретит Сэма в холле. А что, если она опозорится, разразившись слезами? Эвелин поджала губы. За целый день она не позволила пролиться ни одной слезинке, а теперь и подавно не время себя жалеть. Гости приедут с минуты на минуту, и у нее нет времени думать о том, что произойдет, когда часы пробьют полночь в маленькой уединенной спальне.

Эвелин глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, выпрямила спину и вышла из своей комнаты.

— Это будет восхитительный вечер! — воскликнула графиня Элизабет, когда экипаж отъехал от Сомерсон-Хауса. — Должна признаться, я с нетерпением жду встречи с Эвелин Реншо. Тогда я смогу всем рассказать, что была в гостях у скандально известной жены предателя!

Каролина Форрестер посмотрела на свою подругу в полумраке экипажа, страшась предстоящего вечера.

— Надеюсь, ты не станешь задавать ей неудобные вопросы, мама, — произнес лорд Уильям, усаживаясь поудобнее. — Не понимаю, почему ты так возбуждена. Есть множество более приятных способов скоротать вечер в Лондоне.

— Тебе нравится в Лондоне? — поинтересовалась графиня у сына.

— Нет, — скорчил кислую физиономию Уильям. — Слишком много званых вечеров и несъедобного угощения.

— И ни одной претендентки на руку и сердце, — сочувственно протянула Каролина. — Бедный Уилл.

Уильям вздохнул:

— Я вот думаю, не поздно ли будет отправиться в клуб к Сомерсону после ужина?

Графиня игриво похлопала сына по руке.

— Ты сегодня нас сопровождаешь. Только у тебя это не слишком хорошо получается. Ты даже не сказал Каролине, как чудесно она выглядит. Ты не заметил, что она сняла траур?

Каролина удержалась, чтобы не коснуться желтой ленты, обрамлявшей лиф ее платья цвета сливок. Шарлотта настояла на этом цвете, который якобы поможет Каролине быстрее найти мужа.

Несмотря на намек, Уильям упрямо промолчал.

— А вы знаете, что меня снабдили целым списком правил? — спросила Каролина и похлопала по сумочке. — Шарлотта составила его для меня.

— И что же это за правила? — поинтересовался Уильям.

— Прежде всего, я не должна упоминать имени Филиппа Реншо.

— А о чем же тогда мы будем говорить за ужином? — запротестовала Элизабет. — Беседы о погоде не хватит даже на первое блюдо!

Каролина пожала плечами и только потом вспомнила, что не должна этого делать. Второе правило гласило: никаких сельских манер. Это касалось широкой улыбки, топанья ногами и громкого смеха.

— Сомневаюсь, что это будет такой уж большой проблемой, ибо третье правило как раз предостерегает против излишней болтливости…

— Ты? Много говоришь? Из тебя слова не вытянешь, Каро, — перебил девушку Уильям. — Жаль, что ты не взяла с собой книгу.

Однако Каролина пропустила остроту мимо ушей.

— Каких еще правил тебе следует придерживаться? — захотел знать Уильям.

— Не петь. Даже если будут настаивать. Но уж если попросят, ограничиться одной или двумя песнями. Шарлотта записала названия.

— А у леди Эвелин есть фортепьяно? — спросила Элизабет.

— Очевидно, есть, но, по словам Шарлотты, на нем не играли с тех самых пор, как случилось то, о чем нельзя упоминать.

— То, о чем нельзя упоминать? — переспросил Уильям.

— Предательство, дорогой. Так завуалированно выразилась леди Шарлотта, — пояснила Элизабет.

— Предполагается, что я вообще ничего не должна об этом знать, — прошептала Каролина, тепло улыбнувшись Уильяму.

Хотя в экипаже было довольно темно, чтобы улыбка произвела на него должный эффект.

— Насколько я поняла, в Реншо-Хаусе хранится богатая коллекция произведений искусства. Об этом тоже нельзя упоминать? — спросила леди Элизабет. — Надеюсь, коллекция не слишком обширна. Мне ведь дали задание в деталях запомнить убранство дома, и я не могу разочаровать своих подруг.

— Интересно, что скандально известные леди подают на обед? — спросил Уильям.

— Может быть, сердца невинных людей? — предположила Каролина. — Или жертвенных агнцев?

Уильям не обратил внимания на шутку.

— А пускай, лишь бы были приготовлены должным образом, — пробормотал он.

— Ты только и думаешь, что о собственном желудке, Уильям! — воскликнула леди Элизабет. — Это напомнило мне время, когда твой брат спрятался в кладовке и съел половину ростбифа, приготовленного к обеду! Он почувствовал себя столь виноватым, что скормил вторую половину собакам, чтобы скрыть преступление. Кухарка подумала, что нас ограбили. Никогда не забуду выражение лица твоего отца, когда она ворвалась в гостиную и начала вопить в присутствии герцога и герцогини Уэлфорд…

В голосе графини послышалась печаль.

— Мы должны были тогда насторожиться. Пресечь дурную наклонность в зародыше. А теперь Синджон такой же предатель, как и Реншо, — презрительно произнес Уильям. — Я знаю, ты приехала в Лондон, чтобы разыскать его, но советую тебе забыть о нем. Мы с отцом вычеркнули его из своей жизни. Он принес семье слишком много неприятностей.

Каролина закусила губу. Разве возможно забыть Синджона? Сногсшибательного, обворожительного Радерфорда, который предпочел сбежать на войну, лишь бы только не жениться на ней вопреки надеждам обеих семей… Каролина скучала по нему так же, как и его мать. Она вздрогнула, увидев злобное выражение лица Уильяма. Как можно так ненавидеть собственного брата? Она наклонилась и пожала руку графини.

— Синджон мой сын. Он не мог совершить того, в чем его обвиняют. Я чувствую это сердцем, Уильям.

— Говорят, он изнасиловал женщину, предал своих подчиненных и продал военные секреты французам. Это уже не детские шалости, за которые журят и оставляют без ужина. Он взрослый мужчина. Он даже не написал нам, чтобы рассказать собственную версию событий.

— Но ведь твой отец сжег письмо от него, даже не распечатав.

— И правильно сделал.

— Отец отказался от него, но только не я, Уильям. Только не я.

Каролина едва сдержала улыбку. Она тоже не отказалась от Синджона. Да, они не стали мужем и женой, но она по-прежнему любила его как брата. Или как деверя. Каролина с надеждой взглянула на Уильяма.