мои прошли по прекрасным местам"?

К ней подошла Марджери, держа в руках охапку цветов.

— Вот лиловые цветы, — молвила она. — Вот тебе астра, а мне страстоцвет. — Она села на землю у ног своей хозяйки и принялась плести венки. И вскоре взяла в руки страстоцвет. — Он рос возле сушильного сарая, у самой его стены. Марджери увидала его и подбежала, чтобы сорвать. Дверь сушильного сарая была затворена, но между бревнами над этим страстоцветом зияла большая щель. — Она засмеялась. — И, когда Марджери срывала страстоцвет, она услышала странную вещь. Сказать тебе, какую?

— Если хочешь, Марджери, — равнодушно ответила Патриция.

Марджери подалась вперед и положила худую холодную руку на предплечье своей госпожи.

— В сушильном сарае находилось семеро мужчин. Один сказал: "Когда эти нечестивые роялисты будут повержены, что тогда"? — Другой ответил: "Разумеется, мы завладеем их землями, домами, золотом и серебром, ибо разве не написано: "Я подниму руку Мою на них, и они сделаются добычею рабов своих"[86]. Тогда первый сказал: "Убьем ли мы нечестивого роялиста Верни?" — Больше Марджери ничего не слыхала. Она ушла.

Патриция вскочила на ноги, бледная, с горящими глазами.

— Больше ты ничего не слыхала?

— Нет.

— Марджери, покажи мне место, где ты слушала этот разговор.

Марджери взяла свой посох и двинулась к опушке леса.

— Вон там, — молвила она, показывая посохом. — Там, где растет бузина.

Патриция положила руку на плечо безумной.

— Послушай меня, Марджери, — тихо и отчетливо проговорила она. — Послушай очень внимательно. Скорее иди в большой дом и передай моему отцу, Вудсону или сэру Чарльзу Кэрью то, что я сейчас скажу. Ты поняла меня, Марджери?

Марджери закивала, Патриция сказала ей, что надобно передать, посмотрела ей вслед, когда безумная скользнула сквозь сумрак кедровой рощи и вышла на солнечный свет, затем повернулась, быстро и бесшумно пересекла поле и подошла к сушильному сараю, высокому, темному и лишенному окон. Когда она приблизилась к нему, до нее донесся тихий неясный гул голосов, затем, когда она вошла в заросли бузины, голоса зазвучали ясно.

В сушильном сарае собрались магглтонианин, кромвелианец с клеймом на лбу, юноша с чахоточным румянцем (служащий секретарем у главного землемера), двое недавно купленных сервентов полковника Верни, Трейл и Годфри Лэндлесс. В неверном свете, сочащемся сквозь щели в крыше и между верхними бревнами, внутренность сушильного сарая казалась таинственной, зловещей, грозной. Тут и там на тянущихся от стены к стене шестах все еще висел табак, и при тусклом свете его ворохи, длинные и темные, были на диво похожи на повешенных. Стоящие под ними большие бочки походили на призрачные эшафоты, а мужчины, сидящие этих бочках, или стоящие, прислонясь к ним, казались огромными. Внутри все было объято сумраком, кроме того места, где солнечный луч, проникший в щель в противоположной стене, освещал жуткое мертвенно-бледное лицо и бритую голову магглтонианина.

Лэндлесс, стоящий, прислонясь к бочке, обратился к мужчине с серьезным решительным лицом — одному из недавно купленных батраков Верни-Мэнор.

— Майор Хэвишем, вы мудрый и храбрый человек. И я с удовольствием выслушаю любой совет, который вы можете дать.

Хэвишем покачал головой.

— Мне нечего сказать. Дух вашего отца живет в его сыне. Уорхем Лэндлесс был искусен в планировании операций и храбр в деле.

— Я всего лишь орудие Роберта Годвина, — молвил Лэндлесс. — Стало быть, вы одобряете наш план?

— Да, полностью. Это дерзкая затея, но, если она увенчается успехом… — Он сделал долгий вдох.

— Если она провалится, — сказал Лэндлесс, — нас все равно ждет свобода…

Хэвишем кивнул.

— Да, смерть нам не страшна.

— Что есть смерть? — вскричал чахоточный юноша. — Короткий туманный переход из тьмы на свет, прихожая белоснежных чертогов Бога, занавес, который мы отодвигаем, покрывало, которое мы срываем — и ВИДИМ!

Моя душа жаждет смерти, млеет при мысли о Господних чертогах! Но Он не призовет к себе рабов Своих, покуда не будет исполнена Его воля. А посему восстанем и будем разить, исполним Божью волю и пойдем дальше.

— Верно! — воскликнул магглтонианин. — Я не боюсь смерти! Я не боюсь Страшного суда! Ибо меня оправдают Два Свидетеля, о коих говорит в своем Откровении Иоанн Богослов. Но Смерть не одолеет нас — она проходит мимо слабых и набрасывается на сильных. Нечестивые роялисты падут, ибо слово Божье обращено против них, и надобно ожидать, "чтобы ты погрузил ногу свою, как и псы твои язык свой, в крови врагов"[87]. Ибо сказано: "сразят их силою меча, достанутся они в добычу лисицам"[88]. Недаром пел царь Давид-псалмопевец: "как рассеивается дым, Ты рассей их, как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия".[89] "Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им"[90]. А праведники возрадуются Его мщению.

— Аминь, — прогнусавил Трейл. — Воистину, мы напитаемся добрыми дарами этой земли и будем проводить дни свои в неге и приятности. Нечестивые роялисты станут работать на нас в наших табачных полях, их женщины станут нашими прислужницами, мы станем пить их вино и носить их богатые одежды, а наши карманы наполнятся их золотом и серебром…

— Молчать! — свирепо рявкнул Лэндлесс. — Повторяю вам, безумные вы мечтатели, что подобных происков дьявола мы не допустим. Майор Хэвишем, таких субъектов среди нас немного. Две трети наших — это люди, подобные Роберту Годвину и вам. А эти малые бредят.

— Я их и не слушаю, — молвил Хэвишем, презрительно махнув рукой. — Давайте подведем итоги. В этот день мы, те, кого называют кромвелианцами, и подавляющее большинство кабальных работников восстанем по всей колонии. Мы…

— Не должны портить имущество и не станем без нужды нападать на хозяев плантаций и их надсмотрщиков, — твердо сказал Лэндлесс.

— Мы просто вооружимся, захватим коней или лодки и отправимся в назначенное место.

— Да.

— И призовем рабов последовать за нами?

— Что они и сделают.

— Да.

— А собравшись все, мы выступим против любой силы, которую вышлют против нас?

— Да.

— И, если мы победим…

— Тогда у нас будет Республика — такая, какую захотите вы, — и в любом случае, мы обретем свободу.

— Это отчаянный план.

— Мы отчаянные люди.

— Да, — задумчиво проговорил Хэвишем, — это наилучший способ избавления от неволи, о котором мечтаем мы все и которое двое из нас, как я вижу, уже пытались обрести. Я планировал уйти в побег этой ночью, но это сулит лучшие плоды.

— Да, — подтвердил Порринджер, — звезды не благоволят беглецам. Четыре раза я пытался бежать, но меня ловили и сделали со мною то, что вы видите сами. А этот человек пытался два раза, и тоже был изловлен. И убийце Роберта