– Ты сама веришь в то, что сказала?

– Конечно. Потому что пока Темочка твой выбрал тебя, а не ее. Но тебя, наверное, интересует, что между Артемом и этой Кристинкой есть? Вот, глянь. Кудряшов ни разу никаких фоток с нею не постил. Хотя сам фотоблогер. Что из этого следует?

– Шухарится, – мрачно ответствовала Настя.

– Возможно. Но скорее она никакой роли для него по жизни не играет. Ящики их я ломать пока не стала, посмотрела, что они друг дружке в открытую постят. Он ее пару раз с днюхой поздравлял. Тон такой, сильно высокомерный, типа, как младшей и несмышленой сестренке пишут. – И она процитировала: – «Моя дорогая Кристи, ты стала совсем взрослой, и тебе уже могут продать пиво – правда, не на твоей исторической родине, в Америке, а у нас…»

– А она ему что?

– Она практически под каждым его постом лайки и сердечки ставит, о чем бы он ни писал, от качества шаурмы в Подмосковье до политики.

– Ясное дело, – кивнула Настя, – напрашивается. А интим?

– Кто знает?.. – таинственно проговорила сестрица. – Они вместе, в начале лета, в Питер ездили. Вдвоем. Во всяком случае, других персон на карточках нет. Она у себя на стене селфи запостила, три штуки – он им вежливо лайк поставил, да и все, даже не поделился.

Девушка вывела находку на экран. Селфи было как селфи. На двоих. С видовым задним планом: там – Исакий, тут – стрелка Васильевского острова, а на третьем фото – Нева и Петропаловка. Тема и чужая девушка друг к другу близко, почти щека к щеке, и Кристина к нему, видно, льнет – однако Артем непрошибаем и никак не демонстрирует никаких чувств.

– Интима нет, – уверенно проговорила Настя.

– Не было, – поправила младшая сестра, – по состоянию на дату снимков, а это конец июня сего года.

– После тоже не было, – безапелляционно заявила старшая. – Иначе она бы не удержалась, похвасталась в соцсетях, раззвонила на весь свет. А сейчас Темочке бедненькому не до баб.

– Однако хочу заметить, сестренка, что у этой Кристины имеются, по сравнению с тобой, могучие союзники.

– Это кто же?

– «И вот общественное мнение!» [20] – патетически процитировала всезнайка Юля. – Думаешь, его родаки прямо каваятся от тебя? Они с родителями этой соски большие дружбаны. Маманя Кудряшова в их фирме горбится главбухом и даже при этом член совета, блин, директоров. Одна банда! Стопудово, мечтает сыночка на единственной доченьке своих боссов женить!

– У Артема своя голова на плечах есть, – возразила Настя, впрочем, слабо и довольно неуверенно.

– А осталась она у него сейчас? Он там в госпитале торчит, под обезболивающими. А Кристинка доступ к его телу имеет. Ясно, что в уши парню дует. Но ничего. У меня есть план…

* * *

Кирилл Косаткин, капитан полиции

С майором-участковым из станицы Красивой мы просидели в его опорном пункте долго. А под конец он выдал для меня еще один подарок.

Так часто бывает в моей профессии. Да именно так всегда и бывает! Ты добросовестно копаешь в одном месте, роешь и роешь землю – и все впустую. Проводишь, бывает, сотни допросов, проходишь и проезжаешь тысячи километров, заказываешь десятки экспертиз и напрягаешь всех своих наличных людей (то есть сексотов). И ничего, пустота, хоть плачь! А потом вдруг бац – и тебе, к примеру, звонит прикормленный человек. Или даже преступника вдруг взял, да и опознал на улице негаданный прохожий и принес тебе на него заяву. И – вуаля! – совсем не в том месте, где ты изначально рылся-ковырялся, вдруг обнаруживается злодей. И все начинает нестись, лететь, получаться-складываться. Опытные опера даже закон вывели: все самые сложные дела обычно раскрываются случайно. С поиском сестренок-угонщиц этот закон подтверждался на все сто.

Но раз так, значит, казалось бы, людям моей профессии вообще можно бить баклуши или груши околачивать? Лежать и ждать, пока плод сам упадет? Надеяться целиком на удачу? Но – шалишь! Мой опыт, сын ошибок трудных, подсказывает: не будешь пусть впустую, но пахать, не станешь, до поры бесцельно, напрягаться в одном месте, – не придет она к тебе, нечаянная удача, в другом. Бог, он ведь в итоге правду видит.

Вот и сейчас: я майору поведал, что завучиха опознала девиц, а он мне в ответ рассказал нечто важное и весьма интригующее:

– Я чего вспомнил! Буравлев, коллега мой, участковый со станицы Запорожская, рассказывал. (Запорожская – это семьдесят километров от нас в сторону гор.) Так вот. Видели у него люди в станице крутые тачки, да все с номерами не из нашего региона. Короче, стал Буравлев эту тему разрабатывать. Вышел на одного типа, в гаражах на биофабрике – у них там, в станице, не один частный сектор, как у меня, а чересполосица, есть и многоэтажки, так называемый поселок биофабрики. Короче, у него там, в гаражном кооперативе, вроде все эти тачилы крутые с ненашими номерами как раз и мелькали. Подозрение пало на одного типа, что там гараж держит, – дескать, может, это он номера перебивает, а потом продает ворованные «тэ-эс» [21] гостям с Кавказа. Мой друг туда, в гараж, не полез, а доложил информацию по команде. И теперь я ему позвонил, а он мне сказал, что историю эту мужики из райотдела плотно взялись отрабатывать. Вот я и думаю: не тому ли барыге в Запорожской твои девки угнанные тачки с курортов поставляли?

* * *

На следующий день после того, как его перевели из реанимации в палату, к Артему приехали мать, Елена Анатольевна, и отец. Отца он немного стеснялся, что тот видит его таким беспомощным, и предпочел бы с ним не встречаться, однако Александр Николаевич настоял. Мама выглядела деловитой, глаза сухи. Она видела сына и в гораздо более тяжелом состоянии. А у папаши – человека сурового, громадного, которого Тема знал не очень много и не очень хорошо, видался с ним нечасто и до сих пор слегка побаивался – при виде сына с обритой и наглухо перевязанной головой на глазах выступили слезы. И за это Артем был ему благодарен и испытал неожиданно теплое чувство.

Отец быстренько справился со слезами и заговорил преувеличенно бодро:

– Ну что, брат? Как ты? В чем нуждаешься? Чего тебе хочется? Что принести?

Мама и вовсе пребывала вне себя от радости. Она, воспитанная и вымуштрованная в немногословности и взвешенности – еще бы, жена дипломата! – теперь, от внезапно охватившей ее эйфории, болтала без умолку: и о погоде за окном, и о делах в офисе, и о здешних прекрасных врачах и медсестрах. Отдельной темой вплелась следующая история: какой героизм и деловую хватку, неожиданную в столь юном возрасте, проявила, вызволяя Артема из ужасной районной больницы в Казацке, Кристина.

– Ты представляешь, Темочка, – вещала мать, – девушка мало того, что вызвалась со мной к тебе лететь, еще и все переговоры на себя взяла! Я, если честно, в прострации в первый момент находилась, а она и с врачами договаривалась, и с перевозкой. И просидела потом рядом с тобой всю дорогу, от этого ужасного райцентра до Москвы…