Было что-то похожее на потерю при мысли об этом.

Я устала от потери, которую я понесла.

Я ушла от своей семьи, мое имя было взято и заменено прозвищем, которое люди дали мне, чтобы пометить как своего. У меня не было ни навыков, ни работы, ни собственных денег. Само мое будущее было сковано капризами других.

Я уже так много потеряла, я не могла потерять и себя.

Поэтому я попыталась погрузиться в боль. Каждая плетка приносила разный вид агонии, разные ощущения.

Семнадцатый удар был молнией, ударившей в кровавые болота между моими плечами.

Восемнадцатый — тонкая проволока, прорезающая теплую глину, рассекая мою плоть так болезненно, так быстро, что у меня перехватило дыхание.

Я задержала его во время жестокого укуса следующего удара и еще одного после, выпуская крошечную струйку воздуха, перебивающуюся словами — «Спасибо, мистер Нокс», после каждого удара.

К двадцатому стало очевидно, что рука моего мучителя начинает уставать. Хлыст странно ударил меня по спине, под неправильным углом, так что тонкий кончик обернулся вокруг креста, к которому я была привязана, и хлестнул по нежной части моей груди. Я почувствовала, как кожа раскололась на красные капельки влаги.

У следующих пяти ударов был весь вес тела Лэндона, и им не хватало его оригинальной ловкости. Это были тяжелые, жестокие удары, которые били меня по деревянным балкам, словно удары молота и тупые кулаки.

Он закончил, и моя последняя благодарность была лишь влажным вздохом облегчения, когда мое тело без костей провисло в наручниках. Мои запястья и лодыжки были влажными там, где жестокий металл протер слои моей кожи, и я чувствовала, как липкая кровь со спины стекает по моей заднице и бедрам.

Так же, как это было с Мастером Александром, я была только лишь сенсацией.

Это был мой метод выживания и мое спасение.

Я была каждой болью, болью и ужасной судорогой в теле Козимы Ломбарди. У меня были мысли, хоть и сломанные, и большой позвоночник, хоть и израненный.

Наступила тяжелая тишина, пока мужчины впитывали мою стойкость. Даже в своем болезненном забытьи я чувствовала их удивление, которое сохранила.

— Ты должен был ударить ее сильнее, Нокс, — усмехнулся кто-то.

— Я бы хотел, чтобы ты справился лучше, Вентворт, — огрызнулся он.

— Она почти умерла, — устало произнес другой голос. — Отпусти бедняжку. Она выглядит менее аппетитно, чем зарезанный кролик, и портит мне ужин.

Стук ботинок приблизился, и я вздрогнула, когда палец провел по открытой ране. По ощущениям казалось, будто кто-то воткнул вилку в мою розетку.

— Я думаю, — размышлял Шервуд позади меня. — Пришло время лорду Эдварду заняться ею. Что это будет, Эдвард? — Хлестание кнутом еще на двадцать пять ударов.

Я знала, что не переживу еще пять ударов плетью, не говоря уже о двадцати пяти.

Был момент абсолютной тишины, а затем взрыв криков и движения.

Послышался быстрый, тяжелый топот ботинок, рвавшихся ко мне, а затем рычание, когда кто-то упал на землю рядом со мной.

— Не будь чертовым дураком, — хрипло прошептал кто-то сквозь кряхтение.

— Отъебись от меня, пока я не оторвал тебе голову от тела, — прорычал Александр. — Я займусь тобой позже, когда разберусь с этими придурками.

— Ты принимаешь это наказание за нее, ты мертв, и ты, черт возьми, знаешь это. Я тихо ахнула, узнав другой голос. Голос брата и соперника Александра, Эдварда. — Они искали причины, чтобы покончить с тобой с тех пор, как ты победил Стокбриджа в олимпийской заявке в 2012 году. Ты непослушный, эгоистичный и слишком упрямый, чтобы эти ублюдки могли править. Разве ты не видишь, что происходит? Разве ты, блядь, никогда ничего не видишь?

Послышался звук драки, а затем вокруг двоих, лежащих на земле, столпилось еще больше мужчин.

Собрав всю оставшуюся энергию, я повернула голову к дереву, чтобы посмотреть на зрелище.

Это был Эдвард на Александре, держа руки над головой, в то время как другие братья Ордена пытались его оторвать.

— Пожалуйста, лорд Торнтон, объясните свое поведение? — шелково спросил Шервуд с того места, где он навис над Александром.

— Я хочу принять наказание раба Дэвенпорта.

Твердые слова Александра поразили меня силой змеиного кнута.

— Что вы делаете? — спросил Шервуд с едва скрываемым ликованием. — Разве ты не видишь, как ей больно?

— Я подчиняюсь наказанию Ордена. Хотя я не был мягок с рабом, я взялся за другого брата, не пройдя предварительно через Орден. Я считаю, что избиение — нормальное наказание за такой проступок.

— Вы правы, — размышлял Шервуд. — Хотя хлыст должен быть у лорда Эдварда.

Нет, я хотела кричать. Не было никакой возможности, чтобы Александр выдержал из-за меня побои от собственного клеветнического брата. Я не могла в это поверить, да и не хотела.

Он сказал слишком много вещей, которые не должны были быть правдой для нас.

— Я подчиняюсь наказанию Ордена, — царственно повторил Александр, как будто его не приговорили к порке.

— Очень хорошо. Подготовь его.

Я закрыла глаза в печали и облегчении, слезы обжигали мои веки и скатывались по моим щекам.

Александр принимал это наказание, так что мне не пришлось делать это за него.

Его брат-предатель собирался избить его из-за меня.

Мое сердце начало болеть даже больше, чем спина.

Я ахнула, когда на меня накинулось что-то теплое и тяжелое.

— Тише, Красавица, — прошептал Александр мне на ухо, когда они прижали его ко мне и приковали к устройству толстыми надежными кожаными наручниками. — Я здесь, моя Красавица.

Желание плакать росло колючим зарослем в моем горле.

— О, Ксан, — захныкала я, когда мужчины громко дернулись за путы Александра, чтобы проверить свою силу, а затем отступили. — Зачем ты это делаешь?

— Никто не причинит тебе вреда, кроме меня, — яростно заявил он, вытирая кончиком носа слезу с моей щеки. — Нокс чуть не содрал с тебя кожу заживо, и он умрет за это, клянусь, но пока позволь мне спасти тебя от этого.

— Начинайте, лорд Эдвард, — рявкнул Шервуд.

— Это мир, в котором я вырос, — быстро прошептал Александр. — Это не оправдание, а контекст, Козима. Если я чудовище, то это мои создатели.

Порез и свист, затем резкий треск, когда хлыст полоснул Александра по спине. Все его тело напряглось, пытаясь удержаться подальше от моей нежной спины.

Он не поднял шума.

Эдвард сильно избил его, стук кожи стал для меня более резким, чем когда Нокс набросился на меня, и я поняла, что, поскольку Александр был мужчиной, он получил еще более серьезное наказание.

Через некоторое время он отказался от попыток