— Выездное заседание комиссии состоится в Нью-Йорке на этой неделе…

Сенатора Уайта поместили в угловой «люкс» отеля «Плаза». Из высоких окон открывался прекрасный вид на Центральный парк. Хотя на каждом столе гостиной стояли цветы, присланные поклонниками, я тщетно искала среди них символический мак.

Сенатор в рубашке с короткими рукавами говорил по телефону. Ко мне подошел секретарь и предложил сесть. Я осталась стоять. Сенатор закончил разговор. Меня одарили сверкающей улыбкой сорокового или сорок первого президента Соединенных Штатов.

— Садитесь, Тедди. Дайте отдохнуть своим красивым ногам. Я только что раздавил самый большой наркосиндикат в мире. Увидимся позже, Тедди, — сказал он, но не мне, а секретарю. Тезка.

— Через несколько минут к нам присоединится агент ЦРУ. И не с пустыми руками. — Уайт стукнул крошечным кулачком по крошечной ладони и тихонько крякнул.

— Вы хотели видеть меня, сенатор.

— Да. — Уайт сделал серьезное лицо государственного мужа, творящего историю. Этакая гора Рашмор в розовом сиропе. — Тедди, я хочу, чтобы вы как истинная американка — в чем я нисколько не сомневаюсь — выступили на заседании моей комиссии четвертого апреля. Естественно, вы пожелаете точно знать, что именно вам следует сказать. Именно поэтому я организовал эту маленькую встречу втроем. Но сначала, Тедди, скажите, что, по-вашему, произошло в «Мэдисон сквер-гардене»?

Учитывая обстоятельства, вопрос был довольно странный. Поэтому мой ответ тоже был странным.

— Ну, с одной стороны, Калки собрал полный зал. А вы сказали, что этого не случится.

— Там было много бумаги. — Уайт перешел на жаргон шоу-бизнеса. «Бумагой» называли бесплатные билеты, которые распространялись для того, чтобы создать видимость аншлага.

— Бумаги не было. Дом, — я тоже знала этот жаргон, — был чистый.

— Ладно, будь по-вашему, — уступил Уайт. — Может быть. Но что произошло в конце?

— Калки убили. — Я решила придерживаться версии Джайлса Лоуэлла. — Как он и ожидал.

— Значит, убили?

— Ну да.

— Калки когда-нибудь говорил вам, что ждет этого?

— Намекал. — Поскольку я сама блуждала в темноте, то решила напустить побольше тумана. Похоже, он знал не больше моего.

Уайт почесал в затылке. Задравшийся при этом хохолок сделал его похожим на деревенского дурачка.

— Черт, я чувствую себя последним простофилей… Хоть убей, не понимаю, — пробормотал он, снова переходя на стиль красношеего, — кто мог шв…рнуть бомбу в Джима Келли и его ч…десного бел…го коня?

Я заскрежетала зубами. Его голос напоминал тарелку с остывшей окрой. Я ненавижу окру в любом виде. Мой ответ был уклончивым.

— Кажется, расследование этого дела поручено ФБР.

— Безнадежно. — Уайт бросил южный акцент. — Они не знают даже того, какое взрывное устройство при этом было использовано. Откуда оно взялось. И кто бросил бомбу — если, конечно, ее бросили, а не сработал часовой механизм. Бр…дятина… — Окра лежала в сковородке, полной жидкого сала. — Ладно, к делу. Я тут пораскинул мозгами и кое-что надумал. Вот ч…го… Эту бомбу сварганил доктор Джайлс Лоуэлл.

— Зачем?

— Чтобы стать во главе дела.

— Не верю, сенатор!

— А я и не настаиваю. Просто кумекаю про себя, и все.

Я взорвалась. В переносном смысле — швырнула на пол сковородку с окрой.

— Ради бога, сенатор, не говорите с южным акцентом! Мы и так сыты по горло президентом, его женой, его братьями и сестрами, его сыновьями и их женами, его помощниками и его поистине кошмарной матерью! А теперь и вы, белая надежда республиканской партии и, как я надеюсь, наш следующий президент, держитесь, словно «Маленький Эбнер», когда наша страна нуждается в «Честном Эйбе»![26]— выпалила я.

Уайт сдался. На его лице мелькнула улыбка победителя.

— Потрясно! — сказал он, но вовремя остановился. — То есть я хочу сказать, что тот ужасный акцент, который мы слышим в Вашингтоне утром, днем и вечером, чудовищно заразен. Кстати… Тедди, я всегда знал, что вы окажетесь на моей стороне, если только моим предвыборным лозунгом станет неукоснительная уплата налогов. — Политики становятся такими словоохотливыми лишь тогда, когда садятся на любимого конька. Видимо, кто-то из нас ненароком нажал на кнопку с надписью «неукоснительная уплата налогов». Или «предвыборный лозунг». Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вернуться к теме разговора и помочь Уайту нажать на кнопку «Калки».

— Тедди, — угрюмо (в лучших традициях Г. В. Вейса) начал он, — я хочу, чтобы вы подтвердили, что во время вашей службы у Калки в качестве личного пилота он не раз говорил вам, что: первое — он был настоящим главой этого гигантского наркосиндиката, и второе — он боялся, что доктор Лоуэлл сбросит его и займет его место.

— Сенатор, вы просите меня лжесвидетельствовать перед сенатской комиссией.

— Тедди, я прошу вас сказать правду и ничего, кроме правды. — Контактные линзы Уайта на мгновение отразили мое встревоженное лицо.

— Правда состоит в том, — сказала я, — что Калки никогда не говорил мне ни первого, ни второго.

— Тедди, я думаю, что вы проявляете признаки нежелания давать показания комиссии. — Он обнажил зубы с коронками. — И думаю, что вы знаете, как поступают со свидетелями, которые не уважают конгресс.

Мне захотелось ударить этого представителя конгресса. Но нас прервал секретарь Тедди, просунувший голову в дверь и объявивший:

— Он здесь.

Теперь, сидя в Белом доме и вспоминая случившееся, я не испытываю того удивления, которое испытала тогда при виде доктора Ашока. Хотя я всегда считала, что в роли доктора Ашока Джайлс менее убедителен, чем в роли доктора Лоуэлла, вынуждена признать, что во время встречи с сенатором Уайтом он был в хорошей форме. Но так и должно было быть. В качестве доктора Лоуэлла он был вызван на заседание комиссии и мог с величайшей легкостью отправиться в тюрьму. От него требовалось огромное присутствие духа, чтобы сунуть голову в пасть льва. Помню, я ломала себе голову над тем, знал ли Уайт, что доктор Ашок и доктор Лоуэлл — одно и то же лицо. В конце концов, Морган намекал, что Уайт может быть связан с «Калки Энтерпрайсиз». Честность правящих кругов отнюдь не относилась к отличительным особенностям века Кали.

— Мой дорогой сенатор! Какая радость! И дорогая мадам Оттингер, моя подружка по Катманду! Я просто счастлив! — Сверкая золотыми глазами и зубами, доктор Ашок протянул мне хрупкую смуглую руку. Он даже пах карри. Настоящий артист.

— Доктор Ашок, нам нужен ваш совет, — сказал Уайт, поставив крошечную ножку на кофейный столик.