— Они, как всегда, преувеличивают, — поморщилсяЦезарь, — владеть оружием в наши дни естественная необходимость римлян.Это скорее печальная необходимость в нашем городе, который давно пора избавитьот насилия, — немного лицемерно вздохнул Цезарь.

Вошедшая рабыня позвала хозяйку, и Семпрония покинулаконклав, взяв с Цезаря слово побывать у нее еще раз.

— И долго ты собираешься здесь лежать? —насмешливо спросил Цезарь, когда они остались вдвоем.

Вибий вздрогнул от неожиданности.

— Это ведь очень опасное соседство, — продолжалверховный жрец, — и ты сам прекрасно понимаешь, что так долго продолжатьсяне может.

Юноша сжал кулаки, не пытаясь возражать. От внимания Цезаряне ускользнул этот жест.

— Меня молила поговорить с тобой моя мать — Аврелия. Отимени всей семьи Аврелиев она побывала у меня и просила передать тебе ихпросьбу покинуть этот дом. Я все знаю, — быстро сказал Цезарь, заметиврезкое движение Вибия, — все. И твою любовь, и твое отношение к этойженщине. Только слепец мог не заметить твоей любви. Но ты должен подумать и оней. Зная нрав Семпронии, в ее целомудрие не верит ни один римлянин. И это хужевсего. В городе и так ползут грязные слухи. Ты должен покинуть этот дом хотя быради своей любви. Очевидно, сама Семпрония также желает этого, —сознательно добавил Цезарь, увидев, как передернулось лицо разгневанного Вибия.

В конклаве наступила тишина.

— Я уже не говорю, — снова осторожно начал Цезарь, —что здесь в любой момент может появиться Цетег, а тебе нужно встретить его смечом в руках, а не в постели. Второй раз он не упустит своего шанса.

— Ты прав, — немного грустно отозвалсяюноша, — но куда я могу идти, — спросил он безнадежнымголосом, — от меня отвернулась вся семья.

Цезарь понял, что победил.

— Твой дядя, Луций Аврелий Котта, готов принять тебя всвоем доме. Мои рабы отнесут тебя к нему. А после того как ты сможешь, наконец,встать с постели, ты можешь встречаться с Семиронией сколько угодно. Хотя яискренне советовал бы тебе забыть эту женщину. Она слишком неистова ивзбалмошна, чтобы принадлежать одному человеку, даже самому выдающемуся.

Вибий упрямо молчал, и Цезарь понял, что в этом ему убедитьюношу не удастся.

Выходя из дома, уже в атрии, Цезарь попрощался с хозяйкойдома.

— Я пришлю сюда своих рабов, и они избавят тебя отэтого юноши, которого ты столь великодушно впустила к себе, — сказалверховный понтифик, — видно, боги хотели проверить твое великодушие.

Семпрония хищно улыбнулась:

— Жаль, что боги не захотели проверить моюблагосклонность к тебе, Цезарь.

Он покачал головой, улыбнулся:

— Думаю, что я не скоро попаду к тебе, Семпрония. Вовсяком случае, меча Цетега я могу не бояться.

Женщина презрительно фыркнула.

— Конечно, даже десять таких бойцов, как Цетег, неодолеют тебя одного. Но, Цезарь, наш город полон слухов. Говорят, что твоейблагосклонности добиваются лучшие женщины города — Тертулла, Порция, Сервилия,Клодия. И ты не всегда искусно обороняешься.

— Это слухи, Семпрония, только слухи, —предостерегающе поднял руку Цезарь, — и благодарю тебя за Вибия. Богибудут благосклонны к тебе.

Выйдя на улицу, Цезарь впервые подумал, что его громкиескандальные связи с римскими матронами могут пагубно сказаться на его дальнейшейкарьере. Ведь добродетель — один из видов товара, выставляемых кандидатами навыборах, и не следует им слишком пренебрегать.

На пустынной улице навстречу Цезарю, ходившему по городу безпровожатых, быстро двигалась одинокая фигура. «Интересно, что еще придумаетКатилина. Он должен наносить немедленный удар, иначе Цицерон опередитего», — вспомнил Цезарь и вздрогнул от неожиданности. Мимо него быстропрошел мрачный Веттий. Предатель спешил к Эвхаристу, торопясь выдать замыслызаговорщиков.

Цезарь обернулся и долго смотрел на удалявшуюся в ночифигуру.

«Как странно, — подумал он, — судьбу историииногда решает одна ночь и один доносчик. А рядом кто-то любит, мучается,страдает, может, и в этом есть скрытый смысл истории».

Цезарь взглянул на лунный диск, тускло светивший в ночи.«Неужели боги все-таки существуют, — тихо прошептал Цезарь, — и тогдакаждому воздается по заслугам. Но никто не торопится на ту сторону Стикса.[113] Все хотят получить свое здесь, на этом берегу. И, наверное,в этом главный смысл нашей истории».

Решаются на преступление еще и те, кому часто удавалось илискрыть свое преступление, или остаться безнаказанным, а также те, кто частотерпел неудачу.

Аристотель.

Книга I, Риторика

Правитель, занимающий высший пост в стране, редко спитспокойно. Даже если в государстве царит относительное благополучие. А в периодыволнений и мятежей сон окончательно покидает его. Каждую ночь, ворочаясь доутра, он снова и снова переживает события последних дней, вопрошая себя: все лия сделал правильно для наведения порядка в стране? И не подвела ли менягосударственная мудрость в момент принятия решений? Ибо слишком часто от этогозависит и его собственная судьба, а удачный мятеж означает конец его правления.Даже самые демократичные правители часто путают собственное благополучие сблагополучием своего народа. И получаемое ими право решать для народа они,наверное, толкуют как решение за народ. И в этом часто бывает противоречиемежду правителем, который должен служить народу, и народом, которым онсобирается повелевать.

Цицерон принадлежал к такому типу правителей. Искреннеполагая, что от его собственного благополучия зависит судьба Рима, он направлялосновные усилия для укрепления своего авторитета и охраны своей, столь драгоценнойдля римлян, как он считал, жизни.

У его дома постоянно дежурили легионеры Антистия. Никто немог попасть к нему без разрешения дежурного центуриона. При выходе в сенат егосопровождали легионеры, сенаторы, вольноотпущенники, друзья, и число их иногдадостигало шести-семи десятков вооруженных людей.

Последние два дня он готовил большую речь против Катилины,намереваясь выступить с ней в сенате. Речь была длинная, и он заучивал еенаизусть, проходя по многочисленным помещениям своего дома. Каждый абзац речимысленно прикреплялся к определенному участку дома. Прекрасно зная расположениевнутренних помещений своего дома, Цицерон таким образом запоминал всю речь,фиксируя внимание на главных деталях предстоящего выступления.

Давно сдерживающий себя, он понял, что момент настал, когдадва дня назад к нему в дом явились Марк Красс, Марк Марцелл и Сципион Метелл.Внушительный состав делегации вызывал невольное уважение. Сенаторы, выступив отимени всего сената, потребовали прекратить бесчинства в городе и навестипорядок. Красс достал тогда несколько анонимных писем, посланных сенаторамнеизвестными друзьями. В них Красса и его товарищей предупреждали о готовящемсявосстании катилинариев и предлагали бежать из города.