Середина сверкала от множества драгоценных стекляшек, кровавым сиянием наливались рубины, тускло желтело золота. Клинки справа были поплоше, но и тут пахло скорее не щедростью, а расточительностью. А вот слева были простые ножны, посеребренные, даже потертые или от старости, или от постоянного употребления.

Чекист взял клинок, самый простой на вид, повертел ножны в руке и вынес, посмотрев на них минуту, свой вердикт.

— Скорее всего, выберет этот.

— Ты уверен?

— Почти.

— А почему не эти? — Мойзес указал на россыпь бриллиантов на роскошных ножнах. — Он вроде не лишен амбиций и честолюбия, а эти сабли достойны царей и императоров!

— Не думаю… — протянул задумчиво Бокий.

— Почему? — не унимался Мойзес. — Он же — казак, терский, почти горец! Насмотрелся я на эту публику, — он брезгливо поморщился, — одежка драная, пальцы из сапогов торчат, ни медяка затертого в кармане, но пояс наборный, серебряный, кинжал и шашка богатые, конь на вес золота, да и сбруя не дешевле! И взгляд-то какой: весь базар купит, не иначе, а то и совсем покупать не станет, не хозяйское это дело. Казачня эта в гоноре с польской шляхтой посостязаться сможет! И «наш»-то тоже на золотишко падкий оказался, раз про свои вещички не постеснялся напрямую сказать!

— Нет, Лев, ты недооцениваешь нашего молодого «друга»! Да и… Не пойму я его… Вроде и прозрачный, как стеклышко, насквозь видимый и просчитываемый, ан нет, стеклышко-то с мутинкой, если повернуть его чуток… — Бокий прищурился, разглядывая стершийся от времени рисунок серебряной отделки. — Он не такой! Дурь да спесь не для него! И кто из нас с кем еще играет… Не дурак он, чтобы на блестяшки твои покупаться.

Клинок хищно блеснул, со свистящим шипением выйдя из ножен.

— Он — казак, как ты сказал, но настоящий, а они — воины по крови, такие, что оружие сердцем чуют. И к тому же драгоценное оружие он не возьмет, ибо знает про данайцев, дары приносящих. А тут у тебя почти все сабли в бриллиантах…

— Этому клинку нет нужды в драгоценной оправе. — Мойзес осторожно прикоснулся к ножнам, отложенным Бокием на стол. — Потому что он и есть самая большая ценность, по сравнению с которой вся Оружейная палата, откуда и взята большая часть оружия, — котомка нищего. Ему полторы тысячи лет, а раньше его называли «мечом веры». Или «пророка» — мои эксперты чуть ли врукопашную сошлись, не в силах дать сабле имя. Один знаток и коллекционер, из горцев, нефтепромышленником был, даже три «захоронки» назвал, лишь бы дали в руках подержать. Плакал от счастья, хотя мы у него на несколько миллионов золотом конфисковали…

— Даже так?

— Ага, — безмятежно отозвался Мойзес, — не врут легенды. Сабля его на две половины рассекла, как соломенный тюфяк. Ты лезвие не трогай, Глеб, пальцев лишиться можешь одним махом, как один мой дурак.

Бокий осторожно задвинул узорчатый клинок в ножны и положил на стол — пробовать на своем ногте, как хотел, он не рискнул — Мойзес к шуткам и розыгрышам не расположен.

— И ты решил проверить…

— Симбиоз…

— А это с чем едят?

— Один ученый мне объяснил кое-что. Я тебе своими словами скажу, как его понял. Так именуют единый продукт двух несовместимых частей.

— Ты имеешь в виду генерала Арчегова?

Собеседники говорили серьезно, хотя любой психиатр, зная, о чем они говорят, моментально бы вызвался оказать пациентам помощь. Вот только подоплека дела такая, что тут не медики нужны были.

— Думается мне, что нравственная и эмоциональная составляющая осталась у него прежняя, а вот разум из будущих времен.

— Переселение душ?

— Можно и так сказать. Хотя и неверно будет.

— Лева, ты гений, — Бокий говорил искренне — коварство и ум Мойзеса он сейчас оценил в полной мере. Данайцы, что взяли Трою, это невинные детишки рядом с его коллегой. Но тот восторгов не принял, сказал грубовато и жестко, сжав изуродованные зубы, отчего звериный оскал стал совсем ужасным, и Бокий вильнул взглядом.

— Ты все привез?! Смотри, Глеб, у нас десять дней всего осталось. Мы должны хорошо приветить генерала, когда он от Деникина обратно вернется. Янек приказал учитывать каждую мелочь, не скупиться! Если надо, я ему двести девственниц к ногам брошу и всем горло перережу!

Бокий передернул плечами от пробежавших по спине ледяных мурашек — какие уж тут шутки, все предельно серьезно. А потому заторопился с ответом, поставив на стол тяжелый саквояж.

Расстегнул ремни и вывалил его содержимое на стол, отодвинув сабли в сторону. На стол упали несколько тяжелых бумажных свертков — Бокий их торопливо надрывал. Между пальцами скользили всевозможные украшения с бриллиантами и драгоценными камнями, желтел презренный металл.

В одном из свертков оказались большие кресты и другие ордена, некоторые из которых также заиграли зайчиками мелких алмазов, что на фоне других сокровищ выглядело несколько неубедительным. Вроде вечно голодного бедного еврейского родственника в богатой купеческой семье.

— Впечатляет, добра вполне достаточно…

Лишенным эмоций голосом произнес Мойзес, без малейшей алчности взиравший на сокровища. Впрочем, также безразлично и холодно смотрел на них и Бокий. К чему чекистам эти «дары земные», на которые можно было безбедно прожить пару веков в любой стране мира, кроме Советской России. Интерес у них был совершенно иной…

Заиркутный военный городок

— Хрен его знает, что там было, Миша! По крайней мере, разговоры идут нехорошие! Но думаю, не одни эсеры вызвали эту сумятицу, точнее, не они только одни. Гвардия, корабли, бронепоезда, туземный полк атамана Семенова — я представляю, что здесь творилось! Хотя эти эсеровские сволочи — бомбисты изрядные, пора с ними кончать!

Командир 2-го Сибирского авиаотряда капитан Сергеев эмоционально выругался, облегчив душу. Летчики и технический персонал прибыли сюда получать новую матчасть — поставленные из далеких САСШ аэропланы «Де Хэвиленд», отправленные фирмой Кертисса.

С уже старыми французскими «Сальмсонами», эти американские, выпущенные по английской лицензии, машины было не сравнить — мотор «Либерти» в 400 лошадиных сил, а потому более высокая скорость, приличная бомбовая нагрузка и пулеметное вооружение да дальность полета на сто верст больше.

Однако весь первый день авиаторы не столько смотрели на новенькие, дюжину которых только собрали, аэропланы, сколько втихомолку обсуждали события двухнедельной давности, имевшие быть место в Иркутске. И как водится, мнения разделились, и кардинально.

Многие офицеры ругали эсеров, и у них были на то основания. Еще зимою боевики этой партии убили министра внутренних дел Яковлева, ранили самого Вологодского, председателя Совета министров, и военного министра генерала Сычева, что был вынужден оставить должность.

Правда, злые языки утверждали, что генерал легко отделался, всего пара синяков и царапин. А с должности ушел из-за боязни повторного покушения.