И вот теперь снова террористы вылезли из подполья, причем стреляли не только в царя. Ладно, тяжелое, почти смертельное — две недели в коме, ранение генерал-адъютанта вполне объяснимо, как и то, что флигель-адъютант был убит на месте. Вместе с ними пострадало несколько казаков конвоя, и контузию получил генерал Пепеляев.

На эсеровские такие действия очень похожи, те привыкли бомбами и револьверами баловаться. Так что если сейчас в Сибири партию социалистов-революционеров объявят вне закона, то армия и народ полностью поддержат это решение. Недаром все газеты переполнены гневными письмами и призывами к расправе над убийцами и террористами.

— Сейчас не то время, не запугают эти сволочи! И на свой предательский удар получат достойный ответ сполна, — Вощилло побелел от нахлынувшей ненависти.

— Хватит с ними цацкаться, они нам все время в спину стреляли да заговоры плели. И страну в семнадцатом году развалили. Их же Керенский у кормила стоял! И власть они же большевикам отдали, и армию своими приказами погубили!

— Да разве я против?! — Сергеев пожал плечами. — Вот только одно в этой истории для меня не ясно — зачем они убили генерала Болдырева? Ведь он тоже эсер, их товарищ по партии!

— Ну, ты даешь?! Яковлев ведь тоже был эсером, и каким?! На каторге даже сидел! И шлепнули его, не пожалели. А тут генерал царский, что в эсеры только в семнадцатом году перекрасился! А по мне — туда ему и дорога! Таких перевертышей нам и задарма не нужно!

— Это точно подмечено, — капитан с задумчивым видом потер переносицу. После возвращения из штаба ВВС (новое наименование прижилось быстро) командир пребывал в некоторой растерянности. Чем-то его там огорошили, и Вощилло, на правах друга, решил прояснить этот вопрос.

— Слушай, не темни! Что случилось?

— Сейчас там принято решение сформировать особый авиаотряд из дюжины оставшихся «Сальмсонов». Распоряжение военного министра. Все действующие части получат «американцев».

— Для чего это нужно?

— Для войны с поляками…

— Вместе с красными?! — Вощилло не сдержал изумления, настолько его шокировало это известие.

— А что, красные перестали быть русскими? Или мы? Пойми — наш Киев, «мать городов русских», ляхи уже захватили и идут на Смоленск. Большевикам деваться некуда — или «похабный» мир с ними, или с нашей помощью показать панам, раз те запамятовали, жареного петуха. Чтоб он их по темечку поклевал!

— В таком разе я за второй вариант, для меня он намного предпочтительней! Надо им 1612 год напомнить!

— Я рад, что ты согласился, — с нескрываемым облегчением вздохнул Сергеев, и Вощилло понял, как его провели.

— Ты сам посуди, Миша! Мне резона ехать на Западный фронт нет — я недавно красный «Ньюпор» завалил. А у тебя грехи давние, хоть большевики и обещают сибирским добровольцам неприкосновенность. Да и майора получишь, и командовать отдельным авиаотрядом станешь. Сплошные перспективы, грех такой случай упускать.

Вощилло задумался, а капитан, поняв, что его обходной маневр полностью удался, принялся его улещать, дабы повернуть мысли закадычного друга в нужном направлении.

— Помочь нужно, Михаил, время не терпит. Опять же, вчера красные с Омска свои войска выводить начали, к концу июля вся Сибирь нашей станет. Заметь, без войны, без жертв, без лишних трат. С югом перемирие продлено — даже генерал Деникин понимает, что, воюя с поляками, большевики поневоле играют в нашу пользу.

— Так понимаю это…

— И чего думать, дружище? Соглашайся? А?

— А шут с тобою, уболтал, — со смешком согласился Вощилло и, сразу став серьезным, спросил: — Когда выезжать?

— У нас неделя на комплектование. Аэропланы загрузят в Омске. Так что нужно действовать быстро!

Севастополь

Шульц был на лучшем счету у начальства — и язык хорошо знал, и крестом за боевое отличие отмечен, и даже высшим начальством обласкан. Самим адмиралом Колчаком удостоен на переходе, когда случайно уберег офицера от укуса небольшого каймана.

Высоко скакнул по служебной лестнице. И шутка ли — командир бакового орудия, а их на эсминце всего два, да к тому же в будущем самого мощного корабля маленькой Сибирской флотилии.

Того же «Орла», даром что тот вспомогательным крейсером называется, но обычный вооруженный пароход «Капитан Сакен» отправил бы на дно за четверть часа — из мощных орудий расстреляв, да еще торпедами добив из трех аппаратов.

Шульц начинал морскую службу на кайзеровском флоте открытого моря. Первым кораблем стал большой миноносец S-13, и сейчас поневоле он сравнивал эти два корабля. Водоизмещение одинаковое, но немец имеет большую скорость.

Зато у русского изрядное преимущество в дальности плавания. А это сейчас самое главное — путь до Тихого океана далек. Экипажи равны — по семь десятков матросов и унтеров, плюс офицеры. У S-13 на одну торпеду больше, зато русский может взять вдвое больше мин заграждения.

Однако русский корабль имеет два четырехдюймовых орудия против двух, но 88-миллиметровых — очень бы не хотел Шульц оказаться против «Капитана Сакена» на той войне. Русские комендоры не хуже германских, а вес залпа в полтора раза больше, прилетит от Ивана пудовый «подарок», мало не покажется. А «ответ» Ганса вдвое легче!

И Генрих возблагодарил судьбу, что попал служить на счастливый для него «Магдебург», хотя тот и погиб, налетев на камни — и войну в Сибири пережил, и сейчас хорошо оплачиваемую службу имеет да ласковую молодую жену. А несчастный S-13 ненадолго пережил крейсер — погиб от взрыва торпеды со всем экипажем холодным ноябрем. Тонуть мало приятно, но лучше уж в августе у берега.

Шульц посмотрел на второй русский угольный эсминец, меньший в размерах, чем его «Капитан». Да и слабее вооруженный — торпедных аппаратов два, а пушек хоть и столько же, но калибр мелковат, в 75 мм.

Взяли этот стареющий кораблик только потому, что паровые машины в приличном состоянии, как-нибудь дойдет до Владивостока. Там такие же миноносцы, ветераны еще Цусимского сражения, и в столь плачевном виде, что их черноморские собратья, отмерившие за шесть лет войны тысячи миль пути, будто только в строй вступили, новехонькие.

— Приличный у нас отряд, намного больше!

Два транспорта должны были отплыть завтра в Константинополь — пятьсот человек на борт приняли, в основном там были семьи уходящих моряков и разных штатских, что преодолели массу сложностей, чтобы получить заветный билет в благополучную Сибирь.

Еще треть составляли военные — Шульц искренне радовался, что попал на эсминец с «Орла», ведь на крейсере в обратный путь добрая полусотня морских офицеров с семьями отправилась. Замаешься ладонь к бескозырке подносить!

— Молодцом, Шульц! Отлично управился!

— Рад стараться, господин лейтенант!

Генрих заученно отозвался на благодарность подошедшему лейтенанту Герингу. С каждым своим днем пребывания на Черноморском флоте он все больше и больше убеждался в глубокой исторической взаимосвязи Германии и России, как и те три сотни немецких матросов, что перешли на русскую службу.