Людмила давно умерла, и Галин тлеющий застарелый антисемитизм ничем и никем не подпитывался. Люди были братья и врагов у неё не было. С мамой до самой её смерти у Гали были сложные отношения. Мама думала, что в трудные времена она дочь поддерживает, а Галя, оказывается, не простила ей нелюбви к Валюше. Не надо было матери вмешиваться, но она хотела как лучше. Мама умирала долго, болела, Галя ездила к ней в Измайлово, готовила, покупала еду, и очень себя жалела. Жалости к больной матери у неё не было, больная, беспомощная, болтливая, неопрятная женщина её раздражала. Хотелось скорее уйти, или хотя бы просто выйти на воздух от спёртого запаха закрытого помещения, где лежит пожилой человек. Мама изрядно мешала жить, и когда она умерла, Галина вздохнула с облегчением, хотя никогда в этом бы не призналась, даже самой себе.

Галина Борисовна улеглась в кровать и попробовала уснуть. Обычно она засыпала очень легко. Клала голову на подушку и проваливалась в сон, но сейчас она заметила, что нос её забился, нечем дышать, во всём теле чувствовалась ломота и усталость. Наверное, она простудилась. Надо отсюда уезжать. Пора. Она своё с Валей высидела. Вот только как выбираться? Такая проблема. Надо просить кого-нибудь с машиной. Лишь бы дожди не начались. Если постоит сухая погода, она зазовёт Свету с Юрой собирать грибы, а потом они все вместе уедут в Москву. А если не выйдет, то придётся просить Колю-соседа, чтобы он их на своей машине отвёз. Этому надо будет заплатить и водки дать. А сколько заплатить? Тысяч пять? Меньше нельзя, не поедет. Галина Борисовна всё-таки вскоре уснула, но успела подумать, что надо приурочить возвращение в Москву к приезду Оли из Германии. Оля – её старшая дочка. Олечка её спасла тогда в юности, заставила забыть все неприятности.

Галина очень быстро вновь забеременела, родила Олечку. Уж как она за неё боялась, отойти от кроватки боялась, но Олечка и не думала болеть, и тем более умирать. Самое главное – это правильно её воспитать. Это значило – очень здоровой и очень умной. Конечно, Галина понимала, что кроме здоровья и образования, а значит ума, в жизни есть и что-то другое, но это «другое» само приложится и делать по этому поводу ничего не надо. Она же не делала, Валюша ей встретился и это была судьба. В любом случае об этом рано было думать. Маленькую Олечку сажали в рюкзак и лезли с ней в гору, Олечка засыпала у костра в походе, и она относила её в палатку. Олечка ехала с ними на байдарке, а со временем они ей купили совсем маленькое весло, и она старательно гребла. В походах Оля никогда не капризничала, ей даже нравились физические трудности. Родители её хвалили за ловкость, силу, выносливость, она всегда была молодец. Совсем маленькой Олю отдали на гимнастику, где она делала успехи, часами растягивалась на шпагат, ловко кувыркалась, стояла на голове. В первый класс Оля пошла в обычную школу недалеко от дома. Ученицей она была очень добросовестной, ответственной, готова была часами сидеть за уроками. Получала одни пятёрки, и Галина в глубине души считала, что это нормально, что так и надо. Как ещё может учиться её дочь. В старших классах Оля начала учиться в специальной математической школе. 57-я школа в центре Москвы у метро Кропоткинская. Тогда это была самая престижная математическая школа, куда Оля проходила изнурительное собеседование. Поступила, и у неё началась другая жизнь. Во-первых, пришлось убедиться, что её математические способности, казавшиеся потрясающими в старой школе, присущи всем ученикам класса. Кто-то был похуже её, а многие гораздо лучше. Оля готовилась к контрольным, получала свою оценку, а потом подолгу обсуждала с товарищами варианты решений, её резкий, громкий, немного визгливый голос агрессивно выделялся в общем хоре. Ей было очень важно всем доказать свою правоту. Всё Олино время уходило на математику. Гимнастику она давно бросила, и только по утрам долго занималась зарядкой и выходила на пробежку. Ни единого раза Оля не позволила себе долго валяться в постели. В семье это считалось недопустимой ленью. Они – спортивная семья, все подтянутые, без лишнего веса, заряженные энергией, которая отдаётся интеллектуальной работе и ничему больше. Этот посыл шёл от мамы.

Самым страшным и неприличным был лишний жир. Толстых не только презирали за распущенность, но они ещё были физически противны. Ленивые, безобразные, глупые люди. Ни за что на свете Оля не согласилась бы быть такой. Ни за что. К тому же ей очень хотелось понравится и папе, и маме. Папе понравиться было трудно, он мало обращал на неё внимания, только когда они ходили на яхте, а Оля была матросом при папе-капитане. Она изо всех сил тянула верёвку, откидывалась над водой, и иногда папа доверял ей держать штурвал. Она играла роль бесшабашного ловкого неутомимого пацана, которым, как ей казалось, папа хотел бы её видеть. Если он смотрел на неё одобрительно, Оле ничего больше было не нужно. Лишь бы он ею гордился и любил! О маминой любви можно было не беспокоиться. Мама была полностью её.

Оля превратилась в некрасивого угловатого подростка, у неё торчали вперед редкие передние зубы, но маме и в голову не пришло что-то по этому поводу предпринять. Олины прямые волосы всегда были коротко подстрижены «под мальчика». Она никогда не носила ни юбок, ни платьев, ни каблуков. Олиной униформой стали джинсы и кроссовки. Сначала всё это было польским, и только уж потом удавалось купить джинсы получше. Оля коротко стригла ногти, потому что маникюр был чем-то совсем ей чуждым, ненужным в её мальчиковой сущности. Тем более, что мама тоже никогда не делала маникюр и не применяла косметику. Это тоже считалось ненужным и даже неприличным, «как у проституток». Нет, мама этого не говорила, но Оля знала, что папа твёрдо убеждён, что женщины применяют все эти ухищрения, чтобы привлечь мужчин, а им всем кого привлекать, т. е. зачем это надо. Привлекательность должна быть природной. Даже духи ни к чему. От человека должно пахнуть мылом, т. е. чистотой и больше ничем.

Видела ли Галина, что Оля не может и не хочет превращаться в девушку, готовую и желающую нравиться мальчикам? Вряд ли, она была слишком озабочена другими делами: родилось ещё двое детей, всё больше и больше мешали жить финансовые неурядицы, рутина с обедами, уборками, сборами в отпуск, особенно, когда семья стала ездить только в Пустошку. Оля была