– И какие выводы ты сделал для себя? – она роняла эти отрывочные вопросы почти машинально, совсем не слушая ответы.

Но для него было важно выговориться. Когда-то это надо было сделать. Он устал держать все в себе. С годами ноша стала невыносимой. Так что выговориться надо было в любом случае. Почему бы не здесь и не сейчас – под высокой луной, перед женщиной, – доброжелательной, готовой выслушать. Поэтому он продолжал говорить. А ведь еще пару дней назад невозможно было даже представить, что он так запросто будет говорить о том, о чем и думать не хотелось.

Он прерывисто вздохнул и произнес, чуть понизив голос:

— Понимаешь, выводы для себя я сделал слишком поздно… К сожалению. Мне не место было ни там, ни там. Я не должен был сидеть в тюрьме, но я и не должен был работать в милиции. И я не должен делать то, что делаю сейчас.

— А знаешь, что я тебе скажу, – произнесла Любаша, глядя в пространство, – везде есть хорошие люди.

— Что!? – он помотал головой, словно пытаясь освободиться от наваждения.

— Все можно изменить. Прошлое не имеет значения. Будущее – вот что главное, – проговорила она задумчиво, глядя на крупные искристые звезды на бархатном южном небе.

— Будущее, – повторил он, и тут же крупная холодная капля, сорвавшись с карниза, угодила ему прямо за шиворот. И от этого холода под рубашкой стало необычайно приятно. Он почувствовал, что он жив, что прошлое не имеет значения и что все будет так, как он захочет!

День получился очень длинный, а ночь еще длинней.

— Говорят, что ты иногда представляешься как специалист по альтернативному разрешению конфликтов. Это правда? – спросил, позевывая, Паша.

— Правда.

— А почему?

«По кочану», – хотел ответить Абзац, но передумал хамить так примитивно, вместо этого он сказал:

— Потому что я и есть специалист по альтернативному разрешению конфликтов.

Паша хмыкнул.

— Что ты фыркаешь? Знаешь, что такое АСРК?

— Ужас какой-то…

— Это альтернативные способы разрешения конфликтов, – пояснил Абзац.

— Что это за способы?

— Их много, но я признаю только три…

— А именно?

— Первый – убийство, второй самоубийство…

— А третий?

— Третий – избегание.

— Вот и поговорили, – Паша откинулся на спинку сиденья.

Абзац вел машину, всю ту же бежевую «копейку», которую непременно надо было вернуть хозяину, – чем быстрее, тем лучше. Абзац знал, что он это сделает, обязательно сделает. Он не бросит эту машину на дороге, он вернет ее во двор за зелеными крепкими воротами, где растет грецкий орех, где стоит дом, в котором он целую ночь чувствовал себя в безопасности. Чувствовал себя просто и легко, как в детстве. Абзац вспомнил, как Николай рассказывал ему про пьяного ежика на спиртзаводе. Ему показалось, что он слышит спокойный голос Николая: «Ежик лежал как-то неприлично, непристойно выставив брюхо вверх, развернутый. Седоватая шерстка, которая под колючками на пузе, вся видна. Я думаю: «Сдох, что ли?» Потрогал его: нет, шевелится». Абзац представил пьяного ежика и невольно улыбнулся, хотя по сути история была печальная… Ведь ежик – неразумное и безобидное существо, а люди смеха ради приучили его к спирту. Невесело. Вдруг он вспомнил, как еж расправляется со змеями, вспомнил его острые мелкие зубки и алый язычок между ними. Да, насчет неразумности и безобидности ежа он поторопился. Но пьяный еж – не боец, он опускается, жрет кильку из банки и забывает, для чего его создала природа. Пьяный еж становится уязвим.

Абзац почувствовал себя старым пьяным ежом, потерявшим бодрость и боевые качества. Вот так бы лечь брюхом кверху и лежать… А нельзя, вмиг подкрадутся и возьмут за брюхо.

Абзац искоса взглянул на Пашу, который сосредоточенно молчал, сидя рядом с ним на переднем сиденье. И это тот человек, который собирается его убивать?! Интересно, каким образом? Ведь он не умеет! Главное – зачем? Какой смысл в этом убийстве? Это наказание за то, что он не справился с заданием? Но о не исполненной работе рано говорить. Да, не все так быстро и гладко, как хотелось бы. Да, в первый же вечер после его прибытия на Кавказ погиб Одиссей, который должен был передать пистолет. Но это местные разборки. Абзац здесь ни при чем. Он не попытался «соскочить», не собирался присваивать пистолет. Он даже не воспринимал эту работу всерьез.

Абзац вспомнил, как говорил ему про пистолет Одиссей: «Люблю его рассматривать». Это он говорил за несколько минут до гибели. И тот второй парень – Вася, который выхватил пистолет и убежал. Недолго же ему пришлось бегать!

Зачем им всем пистолет убийцы Мартынова? Сама история с дуэлью – нелепая по своей сути. Как и выстрел, который прозвучал после слов Лермонтова «Я в этого дурака стрелять не буду».

Похоже, что в день дуэли никто никого убивать не собирался.

И сами слова Лермонтова «Я в этого дурака стрелять не буду» могут быть восприняты по-разному. Со стороны произнесшего их острого на язык поэта это могло звучать как «все, хватит, поехали домой». Для человека, который не особо осторожен в высказываниях, «дурак» не несет оскорбительную нагрузку. Ведь, когда Лермонтов хотел обидеть кого-то, он был более изобретателен. Никакого, ровно никакого смысла не вкладывал он в слово «дурак» в тот роковой день. Это легко доказывается. Стоит только представить произнесенную фразу без слова «дурак». Что получается? Получается: «Я в этого стрелять не буду». Фактически демонстрация мирных намерений. И сразу же выстрел. Ну, вылетело это слово «дурак». Вылетело некстати. А вслед за ним вылетела пуля. Тоже некстати. Ой как некстати. До сих пор отзывается. А сказал бы он эту фразу без слова «дурак». Может, все сложилось бы по-иному? Ну, баловала излишне своего единственного внука Мишу бабушка, не привык он следить за своими словами, фильтровать сказанное. Так иначе не был бы он поэтом!

А сколько раз приходилось Михаилу Лермонтову быть на грани? Как-то ему довелось вместе с тремя офицерами ехать в нанятой повозке до Георгиевска. Вот обстоятельства ссоры и несостоявшейся дуэли в пересказе Бороздина: «Он сумел со всеми тремя попутчиками до того перессориться на дороге и каждого из них так оскорбить, что все трое сделали ему вызов. Он вынужден был наконец вылезти из фургона и шел пешком до тех пор, пока не приискали ему казаки верховой лошади, которую он купил. В Георгиевске выбранные секунданты не нашли возможным допустить подобной дуэли – троих против одного, считая ее за смертоубийство, и не без труда уладили дело примирением, впрочем очень холодным».

Своими высказываниями Лермонтов доводил до отчаяния не только мужчин, но и женщин. Среди них была и Эмилия Александровна Клингенберг (впоследствии Шан-Гирей). Эмилия была настолько красива, что ее прозвали «Роза Кавказа». Эмилия благосклонно относилась и к поклонению Николая Мартынова, и к ухаживаниям Лермонтова. Лермонтов был опьянен ее мелодичным контральто.