Слова Каленого несколько отрезвили Андрея. Каленый вновь протянув руку к карману Андрея, бросил в него портсигар. На этот раз Андрей не отказался.

— Ладно. На этом все. Я пошел. Не держи зла, — сухо проговорил Каленый и пошел к вагону.

Еще какое-то время Андрей стоял на месте, подавляя желание броситься к составу, поймать Шныря... Ему стоило огромных усилий удержаться от мести, а значит, отказаться от возвращения на зону...

Проводив взглядом брякающие на стыках рельсов вагоны, Андрей вошел в здание вокзала. Сразу же при входе он остановился. Андрей еще никогда в своей жизни, не считая бараков в зоне, не был в таких помещениях. На миг растерявшись, он стал осматривать шумную толпу людей, которые суетились у билетных касс, в зале ожидания и просто передвигались по переходам. Тут же, как будто из-под земли, пестрым мухомором перед ним возник блюститель порядка. Зло прищурив глаза, милиционер изобразил на своем круглом лице масленую улыбку и спросил:

— Освобожден?

— Да, — кратко ответил Андрей и вдруг ужаснулся мысли, что тот сейчас должен спросить у него документы.

Справка об освобождении еще вчера вместе с деньгами лежала во внутреннем кармане пиджака. Шнырь вытащил деньги и, наверное, справку.

— Документы! — как будто читая мысли Андрея, отчеканил милиционер.

С пустотой в душе и недобрым предчувствием Андрей стал шарить по карманам и, к своему огромному облегчению, нашел то, что искал. Справка лежала в наружном кармане пиджака. По всей вероятности, это было последнее «шутливое» напоминание о Шныре, так как Андрей хорошо помнил, что справка лежала вместе с деньгами.

Милиционер взглянул на бумажку и, вновь прищурив свои и без того узкие глазки на упитанной роже, испытующе спросил:

— А что тебе надо в здании вокзала?

— Так я только что сейчас приехал. Товарищ пошел к знакомым, а меня попросил подождать здесь, — быстро нашелся Андрей.

— А что, на улице подождать нельзя?

— А что, на дверях вокзала замок висит?

— Ты что, грубить мне вздумал?

— Да нет, я просто спросил.

— Смотри у меня. А то таких, как ты, захребетников я быстро приструню!

— Каких таких захребетников? — вспыхнул Андрей.

— А вот таких, как ты, — зло зашипел мент. — В то время пока мы воевали, ты небось за нашими спинами отсиживался!

У Андрея возникло желание заехать милиционеру в рожу, однако, умудренный опытом, он сдержал себя и промолчал. После краткой инструкции о правилах поведения в общественных местах мент все-таки оставил Андрея в покое.

Осмотревшись, Андрей нашел свободное место и стая обдумывать свое положение. Прежде всего решил посмотреть, что собой представляет подарок Каленого. Он снял шапку, втайне от любопытствующих глаз вложил в нее портсигар. С первого взгляда он понял, что «товар» имеет гораздо большую ценность, чем он предполагал. Портсигар был изготовлен из червонного золота, имел соответствующий вес и редкое художественное оформление. По всей вероятности, его делал большой мастер.

На крышке портсигара был отчеканен изящный парусник. На обратной стороне — двуглавый орел, под которым стояла дата и место изготовления: «Санкт-Петербург. 1882 г.»

Андрей не знал истинной цены этого ювелирного изделия, зато прекрасно разбирался в золоте. Взяв портсигар на ладонь, определил примерный вес изделия. На лбу от волнения выступили холодные капельки пота. Денег, вырученных от продажи портсигара, легко хватило бы не только на продукты, но и на приобретение лошади. Однако прежде надо было найти покупателя.

Открыв плечом тяжелую деревянную дверь, он вышел на улицу и оказался на большой привокзальной площади. Андрей сразу же увидел тех, кого искал. Неподалеку от главного входа в вокзал три цыганки назойливо окружали какую-то приезжую женщину. Одна из них, отвлекая внимание, гадала по руке, а другие, мелькая пестрыми юбками, пытались рассмотреть содержимое сумок хозяйки.

Андрей подошел к ним, вежливо отозвал одну из цыганок в сторону и предложил:

— Купишь?

По ее округлившимся глазам он понял, что цыганка знает толк. Она громко позвала подруг. Они окружили Андрея и пытались выманить портсигар. Но, внимая горькому опыту товарищей по зоне, когда-то пообщавшихся с представителями этого хитрющего народа, Андрей цепко держал товар в своих руках.

— Сколько хочешь? — спросила одна из них.

Андрей назвал цену. Напущенно вытянув разочарованные физиономии, цыганки тут же сбили цену «до нуля».

— Как хотите. Я вам сразу говорю, что торговаться не буду. Не хотите брать — не берите, — равнодушно сказал Андрей и, повернувшись, пошел прочь.

Цыганки молниеносно повисли у него на локтях. Заглядывая в глаза, они наперебой повышали цену. Однако и на этот раз предлагаемая сумма была мала, и Андрей сделал вид, что хочет уйти. Цыганки подкинули цену еще на один пункт, но продавец был непреклонен. Лишь после этого цыганки пошли навстречу.

— Постой, подожди, милый! У нас с собой таких денег нет. Пойдем с нами в Покровку? Там мы тебе отдадим деньги!

Пойти с цыганками — это значит уйти в никуда. Кто в такие времена станет искать не вернувшегося домой зэка?

— Нет. Хотите брать портсигар — несите деньги сюда, — твердо, не колеблясь, сказал Андрей.

Отчаянно жестикулируя руками, бросая на Андрея косые, недобрые взгляды, цыганки застрекотали на своем языке.

— Хорошо, — наконец-то согласилась старшая из них. — Только не уходи и никому не показывай портсигар. Мы скоро придем!

Две цыганки тотчас сорвались с места и растворились в толпе. Третья отошла на несколько шагов в сторону и стала искоса наблюдать за Андреем.

— Охрана... — усмехнулся Андрей и пошел в здание вокзала. Цыганка последовала за ним...

Андрей не был дома десять лет. Он стремился домой, рвался попасть в родные просторы как можно скорее. Жил мечтой о доме, грезил встречей с родными и близкими. Быть может, живя этими мечтами и воспоминаниями, он выжил в десятилетней мясорубке унижения, боли, страха и безысходности... Именно яркая память о доме и неукротимая воля к возвращению в ту жизнь, из которой вырвали с корнями, помогли Андрею пережить самые тяжелые первые годы заточения. Тогда он по четырнадцать часов в сутки работал под Капском на военном заводе. Находясь в забытьи от истощения, он падал и вновь поднимался. На его глазах пачками хоронили зэков, изможденных от тяжелого труда и голода. В одну из темных, холодных, голодных ночей сорок четвертого года на его руках умер Леха — самый лучший друг в жизни.

По окончании войны вместе с выжившими зэками Андрея перекинули в Забайкалье, под Читу, на лесоповал. Как он радовался этому событию! И пусть он вновь работал по четырнадцать часов в сутки, это была уже другая жизнь — жизнь после смерти. Тогда он в какой-то мере был сыт. Мать-природа щедро предоставляла для пропитания свои запасы. Это были еловые, пихтовые семена, сарана, черемша и прочие корни съедобных трав. В самодельные силки и ловушки ловились мелкие птички: синички, поползни, воробьи. Андрей понял, что, пережив те первые пять лет, он уже не умрет и оставшуюся «пятерку» протянет, чего бы это ни стоило. И он выжил!