разговаривали. Правда, их было очень мало, а на некоторых улочках — вообще никого.

Еще Телля удивили дома. Небольшие, не выше четырех этажей, и каждый не похож на другой. Единственное, угловые дома были со шпилями и башнями: круглыми, квадратными, высокими, низкими, с часами, колоннами или без всего этого. К ним вплотную, стена к стене, стояли дома либо такой же этажности, либо пониже, некоторые — с арками. Стены домов были либо бледно-зеленого, либо бледно-желтого, либо грязно-белого цвета. Ну, или совсем без штукатурки, если из красного кирпича.

За ветками деревьев показалось море. Белыми гребешками волн накатывая на пустой берег, оно качалось, сливаясь вдали с неприветливым небом.

— Ух ты! — воскликнул восторженно Ханнес.

Телль, до того видевший море только на фотографиях да картинках, смотрел на него огромными глазами.

Он вспомнил слова Фины о том, что каждый человек в жизни должен увидеть море. Фине родители успели его показать. С ними она там была три или четыре раза. Фина рассказывала, как они жили в комнате с высокими светлыми стенами, и у горевшего по вечерам плафона всегда кружились мошки. А однажды она ездила на море только с папой. Он накрывал ее одеялом по вечерам, целовал в лоб и, дождавшись, пока дочка заснет, уходил куда-то. Как потом поняла Фина, он ночевал в заводском санатории, где подселить ребенка ему не разрешили. Тогда папа снял для Фины комнатку в домике рядом. Одна она не боялась, потому что, как только открывала глаза утром, папа был уже возле ее кровати. Он тихо сидел и читал книгу. Он всегда был с книгой, если не занят.

В памяти Фины море осталось ярким, со сверкающими от солнца волнами. Теллю стало неловко за то, что он сейчас любуется им, а жена — там, в тяжелом, угрюмом городе. Он всю жизнь прожил без моря, и ничего. Вот Фина… Как ей, наверное, было больно, что она не может ехать!

Ханнес, остановившись, с силой втянул воздух.

— Пап, ты чувствуешь, какой воздух здесь?

Телль кивнул. Он сам не мог им надышаться.

Когда они нашли нужный дом, вернувшаяся с работы хозяйка ждала их у окна квартиры.

— Заблудились что ль? — выйдя к ним, спросила она.

— Просто не спешили, — ответил Телль.

Хозяйка показала им идти за ней. Поднявшись по ступенькам, женщина толкнула дверь своей квартиры, единственной на всем этаже.

— Входите. Разувайтесь.

Оставив ботинки в крохотной прихожей, где, чтобы развернуться, пришлось снять рюкзаки, Телль с сыном сразу оказались в большой, но слабо освещенной комнате. Нет, не комнате — кухне: с плитой, холодильником, умывальником, шкафом с посудой. Из кухни они вышли в коридор с голой лампочкой под потолком и тремя закрытыми дверями по разные стороны.

Хозяйка обернулась.

— Вот ваша комната, — открыла она одну из тех дверей.

Запах долго запертого помещения хлынул оттуда. Телль зашел в комнату и осмотрелся. Два небольших окошка, кровать возле них, другая кровать — у стены, рядом со шкафом. Два стула, тумбочка и лампочка на проводе, как в коридорчике за дверью.

— Если нужен столик, я принесу. Если окна открываете, то тушите свет или шторы задергивайте, — объясняла хозяйка.

— Как мне к вам обращаться? — спросил Телль.

— Нина меня зовут.

Хозяйка ушла в комнату напротив. Телль заметил там накрытый скатертью стол с вазой свежих цветов посередине. Над столом опускался старый плафон, а в конце комнаты стоял шкаф с зеркалом. В отражении хозяйка увидела взгляд Телля.

— Это сына комната, — женщина отвела глаза.

— Мы не помешаем ему? — не из вежливости, а с участием спросил Телль.

— Нет, все в порядке, — заверила хозяйка и кивнула на дверь третьей комнаты. — А я вот здесь.

Вскоре она позвала Телля с Ханнесом в кухню обедать. Хозяйка налила им суп, разогрела тушеные овощи с картошкой, а мальчику положила еще и добавки.

— Вот пить у меня нечего, кроме воды, — с сожалением сказала она.

Пообедав, Телль не стал дожидаться сына, а, показав Ханнесу рукой, чтобы тот спокойно доедал, пошел в свою комнату и вынес хозяйке деньги.

— Вот, возьмите. Сразу за проживание и еду.

Хозяйка взглянула на него, потом на деньги.

— Да, так будет лучше, — подумав, сказала она. — Вы на берег с собой ничего не берите. Ни денег, ни документов. Если в город пойдете, все деньги тоже не берите. И проверяйте — закрыто ли окно, когда будете выходить из комнаты.

Заметив настороженное лицо сына, Телль моргнул ему, что все в порядке.

Убрав за собой и Ханнесом посуду в раковину, он хотел помыть ее, но хозяйка попросила оставить тарелки. Быстро ополоснув их, она ушла к себе и вернулась со связкой ключей для Телля. Прежде чем отдать их новому постояльцу, хозяйка показала ему каждый в отдельности.

— Входной ключ, ключ от квартиры и от комнаты — вот.

***

Разложив вещи, Телль с сыном отправились к морю. За домами его не было видно, поэтому им сперва пришлось выйти к началу улицы, а там спуститься по дороге мимо спокойного лимана. У берега дорога сворачивала вправо и убегала в даль косы, отделяя море с прибрежным песком от зарослей с мелководным заливом.

По песку идти оказалось непросто. Ботинки проваливались все время назад. Телль протянул сыну ладонь, чтобы шагать вместе, но Ханнес покачал головой. Подойдя к самому краю берега, он раскинул руки, словно намереваясь обнять море с небом и ветром, раздувающим полы его куртки.

— Вот оно! — донеслись до Телля слова сына.

Ханнес ловил глазами каждую волну, провожал каждую чайку, летящую над ними. Волны ложились у его ботинок, оставляя пену на ровном мокром песке. Ханнес поднял руки, взмахнул ими и подпрыгнул высоко, как только мог.

— Так хочется улететь туда! — улыбаясь от понимания невозможного, сказал он.

Телль тоже не мог оторваться от моря. Ничего больше он в жизни не видел. Даже небо у них в городе казалось ему из окна не таким бесконечным за трубами и крышами домов. Сейчас оно тонуло в синей дали, а жалкое тусклое солнце из последних сил цеплялось слабыми лучами за волны, чтобы не исчезнуть в неумолимо притягивающей его бездне. Телль чувствовал, как по спине ползет страх от ощущения того, что он оказался на самом краю земли, перед лицом огромного, непостижимого.

"Жаль, что Ханнес не знает, как оно шумит", — подумал Телль про море.

Потом они пошли по берегу. Быстро отстав, Телль вдруг услышал, как сын начал читать стихи. Он читал громко, проговаривая, проживая каждое слово. Вырвавшиеся на свободу строки сражались с ветром и