У Жаннет продолжение получилось менее невинное. На взгляд Жюля.

- Это та химера с крыльями, полуженщина-полуптица с обезьяньим лицом, что мы видели на крыше Нотр-Дам де Пари. Она похищает младенцев...

«... похищает младенцев? – повторил про себя Жюль. – Так чье мясо-то мы с таким голодным удовольствием сожрали?!»

- ... и пронзительно кричит по ночам, - простодушно закончила Жаннет.

В тот момент за окном раздался душераздирающий крик. Неестественного происхождения. Это был голос, но не принадлежал живому существу. Скрежет звучал в нем – как металлом по стеклу. Кинжальная острота, которая резала уши. Слышалось еще что-то человеческое: смертельная тоска, предпогибельная мука.

Нервы задрожали у гостей. Волосы зашевелились от ужаса: на голове, шее, подмышками и далее вниз. Никто из троих подобного крика в жизни не слыхал.

- А-а! – вырвалось из горла Жаннет.

- Кто там? – вопросил Жюль в пространство.

- Дьявол! – крикнул Делакруа.

Испугавшись, он судорожно отбросил кость, которую обгладывал с жадностью клошара, которому нежданно повезло знатно пообедать - впервые за несколько дней. Кость отскочила от тарелки, попрыгала по столу и отлетела в угол, гулко стукнувшись о стену.

Тут же из норки, незаметной во мраке, вылезла очень заметная крыса -черная, как душа нераскаявшегося убийцы. Не стесняясь людей, она схватила кость передними лапками, розовыми как у младенца, и тут же начала грызть.

- Добро пожаловать к нашему столу, Императрица, - проговорила мадам Перрина с доброжелательностью, которую пожалела для людей. Откуда она взялась? Никто предположить не мог, что дама способна на выражение эмоций.

Гости – все трое одновременно – перевели удивленные взгляды с крысы на хозяйку. Ожидая объяснения поведения обеих.

- Это моя подружка, - сказала трактирщица. – Компаньонка-приживалка. Скрашивает мои одинокие зимние дни. Она безобидная.

Объяснение не удовлетворило.

- Убрать! – рявкнул Делакруа. Ненависть к крысам начала внедряться в него на генетическом уровне. Беспокоить печень. И почки. Заодно весь измученный тревогами организм.

- Кыш-ш-ш! – шикнула на крысу хозяйка.

Крыса не испугалась. Посмотрела на нее с высокомерным недовольством. Мол, ты что, с ума спятила на Императрицу шикать?

Перрина топнула ногой. Крыса вздрогнула. Поняла: сегодня она нежелательная гостья. Прихватив косточку, степенно направилась к норке, вильнув недовольно кончиком хвоста. Показалось даже - пожала плечами, чтобы попенять людям: невежливо себя ведете, господа. А еще называетесь Гринпис, защитники животных. Косточку не дали погрызть спокойно...

«По-моему, у крыс самое отвратительное во внешности – именно их голые, мясистые хвосты, скользкие, холодные будто змеи. Как только дочери не противно позволять ей по себе лазить?» - вопросил Гастон про себя. Проводил крысу презрительным взглядом. Перевел глаза назад к еде, выбирая следующий кусок, самый большой из оставшихся. Потянулся и с удивлением заметил - рука дрожала, как с перепоя, которого он лет десять себе не позволял.

Почему-то стало неудобно. Рука вернулась, кусок остался лежать. После выхода местной крысы и воспоминания о домашней интерес к пище в глазах больше не возник. Аппетит не подавал признаков жизни. То ли удовлетворился, то ли пропал бесследно, испугавшись странного крика с улицы. Кстати, что это было, кто-нибудь понял?

Делакруа любопытно оглядел присутствующих.

19.

Его пассажиры в прошлом и должники в настоящем не походили на себя.

Жаннет сидела, застыв с кусочком мяса, который пальцами обеих рук держала перед ртом. Она не жевала, не моргала, не дышала. Замерла. Уставившись в окно перед собой, переживала услышанное. Подбирала в голове подходящее объяснение, которое выглядело бы хоть сколько-нибудь правдоподобно. И очевидно – не находила.

Ее состояние представлялось само за себя говорящим. Без слов. Понятным даже непрофессионалу. Девушка в ступоре. Сознание растерялось, ищет прецеденты, чтобы сравнить, оценить, вынести вердикт. Мыслительный процесс происходил столь напряженно, что в установившейся тишине почти слышалась работа винтиков и шурупчиков ее мозга. Которые прокручивались впустую.

Жюль тоже поначалу испуганно застыл, но справился с собой быстрее. Очнулся и едва не поперхнулся, ощутив во рту приличный кусок, который – ни туда, ни сюда: в горло не шел, выплевывать неудобно. Кое-как разжевал, с гулом проглотил. Вкуса не разобрал – не до того. Оставшееся мясо положил обратно. Уставился вопросительно на Перрину.

- Это ночная птица кричит, - проговорила она, как всегда неубедительно. - Здесь церковная сова в лесу живет, «У-гу» зовут. По ночам ей одиноко, вот и плачет. Да вы не пугайтесь! – произнесла дама очень странным образом: слова утешающие, а тон - угрожающий. Если собралась успокоить гостей, то не получилось у нее. - Я же не боюсь. Мы с ней дружно живем, не мешаемся.

- Совы так не орут. Они молчаливые, - попробовал возразить Жюль, как-то неуверенно. Он не знал обычаев ночных сов, но не поверил старухе. – И «У-гу» - это несерьезно. Как ее научное название?

На сей раз трактирщица решила не замечать вопросов, ни телепатических, ни заданных голосом. Она демонстративно отвернулась к камину и, взяв стоявшую рядом гигантскую кочергу – прямую с острым концом, похожую на копье, принялась ворошить угли.

Когда женщина наклонилась, юбка сзади приподнялась, открыв ноги в самодельных плетенках. Ноги поразили зрителей необычной формой: от пятки отходил острый, когтистый отросток, стопа разделена на три части. Похоже на кожистую лапу птицы страуса или травоядного игуанодона, вымершего миллион лет назад. Дизайнерская конструкция сапога? Обман зрения в неверном свете? Или это не ее ноги?

- Это мои ноги, - соизволила ответить женщина, не оборачиваясь.

Видимо, ей нравилось отвечать на не заданные, но витающие в воздухе вопросы. Управившись с углями, она выпрямилась, повернулась лицом к гостям.

– Очень просто. Мне плетут обувь по заказу, потому что стопа нестандартная. У меня слоновая болезнь, - объяснила она.

Объяснение в который раз звучало неубедительно. Особенно для постоянных зрителей ежевоскресной передачи «Мое нездоровье», к которым относилась Жаннет. Слоновая болезнь – опухшая стопа и щиколотка, а у нее – отростки. Скорее птичья болезнь. Только таковой в природе не существует. Или существует, но в единственном числе – у хозяйки трактира, потому науке неизвестна.

Чаша терпения Жаннет переполнилась. Странности надоели. Их количество, случившееся в один день, превысило допустимую для психики норму. Сначала примитивная дырка, приспособленная под туалет. Потом – душераздирающие крики снаружи. Теперь вот явное вранье про ноги в трехпалых лаптях. Не упоминая высокомерной, жирной крысы, нареченной императорским именем.