Вернувшись домой, я решил ничего не говорить Джиневре об этой необычной встрече. Но не мог забыть о девочке – будто влюбился в нее.

– Я заметила, что он был печальный и молчаливый, – вмешалась мама, – и решила, что он тоже страдает из-за пропавшей дочери. Но эта боль, вместо того чтобы объединить нас, отдаляла друг от друга все больше и больше. До такой степени, что я решила разорвать брачные узы. Виери не возражал. Он лишь попросил меня сходить в монастырь, поразмышлять и помолиться, прежде чем принимать такое важное решение. Я посчитала это разумным и согласилась.

Добравшись до монастыря, я застала большой переполох – среди детей вспыхнула эпидемия кори. Некоторые малыши были в тяжелом состоянии, и у меня попросили помощи.

Когда я вошла в спальню, как и Виери, мое внимание привлекло красное личико с опухшим, с трудом дышавшим ротиком, маленькая темноволосая головка с растрепанными потными кудряшками. Аптекарь сказал, что малютка вряд ли проживет до завтра. Но я, по какой-то непонятной причине, решила бороться за ее жизнь и провела пять дней у кроватки, не отходя ни на минуту. И тогда я дала обет – если девочка выживет, я возьму ее к себе. Вернусь в дом мужа, а если он будет против, то уйду к родителям. Я была готова на все, даже просить милостыню по деревням, – лишь бы не расставаться с ребенком.

Это были мрачные дни. Кое-кто из маленьких больных умер, но она выздоровела. Когда аптекарь разрешил выводить ее на свежий воздух, я завернула ее в свою шаль и, получив благословение игуменьи, отнесла домой. Я всего ожидала, но не думала, что это именно та девочка, по которой тосковал мой муж уже больше месяца.

– Можете себе представить, как я был счастлив, – снова вмешался отец, – когда ее увидел. Я боялся потерять жену, а тут… Мы удочерили девочку и назвали ее Полисеной – так же, как нашу бедную пропавшую малютку. И она принесла с собой столько радости и любви, что на следующий год родилась Ипполита. Но мы никогда не делали в сердце различий между двумя малышками, как и после рождения Петрониллы. Вот почему мы не рассказали ей о том, откуда она взялась. И это было ошибкой…

– Я уверена, она вернется! – упрямо повторяла Ипполита. – И очень скоро!

– Да услышит тебя Господь! – вздохнула бабушка.

– Ну что, стучим? – шепнула наконец Лукреция, предвкушая удивление своей подружки Ипполиты, предсказания которой так быстро исполняются.

– Постой! – удержала ее Полисена.

По окончании рассказа гость поднялся, взял из угла большой плоский прямоугольный сверток и положил его на стол, с которого уже все убрали.

– Что это? – подойдя, поинтересовалась Петронилла.

– Портрет, – объяснил дедушка. – Этот господин содержит картинную галерею в Мостолуге и отлично владеет искусством реставрации древних картин. Два месяца назад мы с бабушкой нашли на чердаке это старинное полотно – настолько ветхое и грязное, что нельзя было разобрать, что там изображено. Но надпись на раме гласила: «Орландо и Евгения-Виктория Ланцо». Знаешь, кто это, Петронилла?

– Нет, – ответила девочка.

– Это твои прабабушка и ее брат-близнец. Евгения-Виктория была матерью бабушки Азаротти. По дате, высеченной на табличке, выходит, что на портрете близнецам одиннадцать или двенадцать лет.

Петронилла недоверчиво взглянула на бабушку Азаротти. Ей казалось невозможным, что эта сутулая старушка с седыми волосами и морщинистым лицом когда-то была ребенком. А выходит, что даже ее мама была ребенком! Эта мысль не укладывалась у нее в голове.

Тем временем дедушка продолжал свой рассказ:

– Полисена… – (ну да, подумала Ипполита, ведь бабушку Азаротти звали Полисеной, так же, как и двух внучек – настоящую и приемную) –…как вы знаете, Полисена никогда не видела лица своей матери, умершей при родах. А дядя Орландо уехал в Америку еще до ее появления на свет. Разумеется, она очень хотела увидеть портрет и попросила отнести его в мостолужскую лавку, чтобы этот господин сделал все возможное и восстановил изображение двух детей.

– Вам удалось его отчистить? – поинтересовалась бабушка. – Теперь что-нибудь видно?

– Он как новенький, – ответил реставратор. – Это очень искусная и ценная картина. Ее писал Лапо Лапи, живописец, знаменитый тем, что прекрасно передавал сходство.

– Давайте развернем его! – не терпелось Ипполите.

– Вот будет сюрприз! – воскликнул дедушка Азаротти.

Полисене по другую сторону стекла было как-то не по себе. Она была несколько разочарована тем, что всеобщее внимание теперь сосредоточилось не на ее исчезновении, а на портрете какой-то прабабушки, умершей сто лет назад. Но она обладала также достаточным воображением, чтобы понять чувства матери и бабушки, которые вот-вот впервые увидят детское лицо женщины, которую никогда не знали.

Поэтому она с нетерпением наблюдала за руками дедушки и реставратора, которые разворачивали полотно. Ей казалось, что они делали это чересчур медленно и осторожно… Глаза всех присутствующих на кухне были устремлены на картину, которая показалась из свертка.

– Принеси, пожалуйста, лампадку! – велела мама Агнессе.

Папа зажег две свечки на каминной полке.

Наконец, последний кусок бумаги был сорван.

– Вот! – реставратор гордо приподнял полотно и направил на него свет. Мама, побледнев, подавила крик и судорожным жестом ухватилась на рукав стоявшего поблизости отца.

– Но это же Полисена! – зазвенел серебристый голосок Петрониллы.

– Невозможно, – глухим голосом произнес дедушка Азаротти. – Полисена – приемная дочь. Неизвестно, кто ее родители и предки…

И все же девочка на портрете, Евгения-Виктория Ланцо, если не считать фасон платья восьмидесятилетней давности, невероятно походила на Полисену. Тот же разрез глаз, взгляд, те же брови и уши, такой же лоб, рот и даже ямочка, только одна, на правой щеке… Точно такой же нос, подбородок и чуть склоненная набок голова. Мало того, такой же мизинец на правой руке, по длине равный среднему пальцу… Со стороны очага раздался резкий голос Агнессы:

– Я-то всегда говорила, что наша Полисена как две капли воды похожа на всех родственников со стороны бабушки.

– Агнесса! Что ты говоришь! – возмутился купец. – Ты же прекрасно знаешь… Ты же уже служила у нас, когда мы ее принесли из монастыря…

Ипполиту с Петрониллой совершенно не интересовали непонятные рассуждения взрослых. Они подошли поближе к полотну и стали внимательно его рассматривать. Близнецы позировали на фоне прикрытого ставнями окна, которое выходило в сад. Они держались за руки и с любовью, как-то заговорщически смотрели друг другу в глаза.